С первого дня открытия ЦВЗ в нем утвердилась торжественная музейная атмосфера. Оформление экспозиционного пространства было решено в традициях лучших мировых музеев: светлые стенды для экспонирования живописных произведений, белые потолки, посредством которых создавался эффект рассеянного света, звукопоглощающее покрытие полов из чередующихся в шахматном порядке серых и малиновых квадратов. Экспозиции менялись несколько раз в год. Каждая из всесоюзных, региональных и международных выставок предполагала овладение новым материалом по истории отечественного или зарубежного искусства, изучение его культурной традиции. Для подготовки экскурсионного ряда и методических пособий приглашали ведущих ученых-искусствоведов, членами академии художеств СССР (М.В. Алпатов, Д.В. Сарабьянов, В.И. Костин, А.И. Морозов, Г.А. Федоров-Давыдов, Г.А. Недошивин, М.Н. Яблонская и другие).

За внешним благополучием крупномасштабных культурных акций стояла череда подготовительных организационных, творческих и идеологических баталий (выставкомы, обсуждения, формирование выставки и др.). Не всегда уже готовая экспозиция оставалась без изменений. Нередки были случаи, когда картины вызывали недовольство партийного руководства, их снимали даже после открытия выставок. Показательный пример — «разгром» выставки к 30-летию МОСХа, которая проходила в декабре 1962 года в Центральном выставочном зале. Экспозиция давала возможность показать историю развития искусства московских художников начиная с 1932 года.

В 1932 году вместо множества различных художественных объединений была создана одна легитимная организация — Союз художников СССР. И художники, придерживающиеся «левых» течений в искусстве, стали изгоями, многие были репрессированы, остальные загнаны в строгие рамки доминировавшего тогда социалистического реализма.

В юбилейную экспозицию вошли произведения живописи, скульптуры, графики, декоративно-прикладного и монументального искусства, плаката таких крупных мастеров, как А. Андреев, И. Шадр, В. Мухина, С. Коненков, С. Лебедева, Г. Ряжский, И. Грабарь, П. Кончаловский, С. Герасимов, А. Дейнека, А. Пластов, Б. Иогансон, Ю. Пименов, П. Корин, М. Греков и др. Наряду с признанными мастерами отечественного искусства на выставке были представлены художники, чье творчество многие годы находилось «под замком», чьи судьбы и судьбы их произведений драматичны и в некоторых случаях трагичны: Р. Фальк, Д. Штеренберг, В. Татлин, П. Кузнецов, А. Древин, А. Осьмеркин, А. Куприн и др. Выставка проходила с огромным успехом. Принципы социалистического реализма в искусстве терпели фиаско, что никак не устраивало партийное руководство. Перед ним стояла непростая задача вернуть изобразительное искусство в русло социалистического реализма, и для этой цели все средства были хороши.

К посещению выставки правительственной делегацией во главе с Н.С. Хрущевым готовились заблаговременно и тщательно. Необходимо было создать негативное впечатление о художниках МОСХа и их творчестве. Процессом руководил партийный идеолог М. Суслов при активном участии первого секретаря правления Союза художников РСФСР, президента Академии художеств СССР В. Серова. Группа сопровождающих Хрущева официальных лиц вела его по заранее продуманному маршруту, рассчитанному на непонимание изобразительной культуры партийным лидером. Тем не менее значительную часть экспозиции Хрущев прошел в благодушном настроении, которое удалось испортить только работой Фалька «Обнаженная» (портрет натурщицы Осипович). Изображение обнаженной пожилой женщины в сочной живописной манере «Бубнового валета» вызвало у лидера страны большое неудовольствие и раздражение. Осипович Никите Сергеевичу не понравилась.

Не давая Хрущеву «остыть», его быстро повели в залы моло-дых художников, где экспонировались живописные работы творческой молодежи (Г. Коржев, П. Никонов, А. Васнецов, Н. Егоршина и др.). Посвященная геологической экспедиции в Саянах многофигурная композиция П. Никонова «Геологи», написанная широкой кистью, без детализации, в манере, впоследствии названной «суровым стилем», вызвала негодование Хрущева. К тому же ему поторопились подсказать, что такое монументальное полотно слишком дорого стоит.

В это время на втором этаже в небольшом служебном помещении конференц-зала уже была смонтирована (экстренный монтаж произведен за одну ночь) выставка живописи студии Э. Белютина, а рядом в научном отделе выставлены работы Э. Неизвестного. Разгоряченного Никиту Сергеевича повели наверх, разумеется, не предупредив, что выставка на втором этаже к юбилею 30-летия МОСХа никакого отношения не имеет. Скандал набирал обороты и достиг апогея перед скульптурой Э. Неизвестного.

Желаемый результат был достигнут, кампания против «формализма и абстракционизма в искусстве» развернулась с особой широтой и силой. Справедливости ради стоит отметить, что в манежной экспозиции не было ни одной абстрактной работы, но это уже не имело значения.

Подобные (пусть не столь глобальные) «катастрофы» нередко нарушали стройную систему манежных выставок и четкую культурно-просветительскую работу, особенно когда в экспозицию входили работы как классиков советского искусства, так и «запрещенных» художников. Их противостояние вызывало конфликты. Споры, в которых сталкивались творческие убеждения художников разных тенденций, шли на повышенных тонах и сопровождались излишней эмоциональностью.

Так, в публичном споре художник-пейзажист Лидия Бродская (дочь И. Бродского, знаменитого создателя картины «Ленин в кремлевском кабинете») задала в качестве неопровержимого аргумента против «Обнаженной» Фалька риторический вопрос темпераментному армянскому скульптору Николаю Никогосяну: «Ты мог бы поцеловать такую женщину?» Никогосян, поразмыслив немного, ответил с убежденностью: «Нет!»... и минуту спустя добавил: «Тебя бы я тоже не поцеловал». Свободная манера общения, несомненно, несколько груба, но естественна и допустима в среде художников.

Однако формирование негативного общественного мнения официальной прессой, которая давала заведомо ложную информацию, вызывало внутренний протест. Вскоре после посещения выставки Хрущевым была напечатана большая статья в газете «Правда». Выставка осуждалась за формализм и абстракционизм, что подкреплялось мнением простого ленинградского рабочего: выставка, мол, совсем плохая, понравилась только одна картина — работа художника Ю. Непринцева «Отдых после боя». Картина по тематике была близка к поэме

А.Твардовского «Василий Теркин», и скорее всего рабочему действительно нравилась. Но в экспозиции ее не было и быть не могло. Ю. Непринцев — ленинградский художник, а в выставке к 30-летию МОСХа участвовали соответственно только члены Московского отделения Союза художников.

Из воспоминаний Алисы Качаровой, искусствоведа, сотрудника ЦВЗ с 1957 года, первого заместителя директора по научной работе с 1985 по 1993 год. Записано Мариной Клименко

ДИ №1/2013