Случайность, нарушающая привычный ход жизни, сопутствует нашему бытию. Молчание — оборотная сторона нашей жизни, основание той целостности, что больше нас самих. Об этой полноте и преизбыточности молчания произведения Натальи Нестеровой. Ее работы полны выразительных деталей, мимолетных убедительных свидетельств жизненности и достоверности происходящего: книги со страницами, испещренными указующими словами и знаками, привычные и мало чем примечательные вещи или же изысканная пища — устрицы, мидии, спаржа, артишоки, южные фрукты. Это сущности, что сопутствуют нашему бытию: рыбы и птицы, выразители своих стихий, цветы, собранные в букеты, овевающий нас ветер, дыхание моря — особые настроения, которые Нестерова передает пейзажному фону, образу пространства. Это и ощущение подлинности переживаний, которое возникает благодаря выстроенным художницей композициям и символической составляющей некоторых деталей. Она нарочито выделяет существенные подробности момента, перед нашими глазами то проплывает поднос с фруктами, то пролетает птица, а то и вовсе мы находим себя за тем же столом, что и прочие персонажи. В ее композициях нет привычной изобразительной упорядоченности, а есть иерархия значимостей, подобно тому как обычно мы и воспринимаем, но не видим в действительности. Это выраженное естество жизни придает работам Натальи Нестеровой единство и связность повествования, в котором человек в смысловом и пластическом планах занимает центральное место.

Фигуры персонажей массивны и даже в движении кажутся малоподвижными, поскольку их внешние проявления не совпадают с внутренними ощущениями происходящего. Герои старательно отводят взгляды, по-магриттовски скрывают лица за летящими листьями, вспархивающими птицами, за цветами и фруктами, а то и вовсе масками. Они усердно берегут свой внутренний мир от посторонних взоров, но зритель оказывается вовлеченным и в их жизнь, и в их потаенную реальность, странную, затягивающую, с ее тусклым, угрюмым и холодным небом, с открытыми, распластанными пейзажами, там, где время не имеет действия, где бесконечно длится ожидание и все парковые дорожки способны увести далеко от обыденности.

Зрителю Наталья Нестерова отводит особую роль. Она запросто вовлекает его во внутреннее пространство своих произведений, и он становится сопричастным происходящему: случайным прохожим бродит в парках знакомых, но почти не узнанных городов, проходит берегом моря, заглядывает в ресторан, и все это как погружение в осознанное сновидение. Увиденные на ходу сцены могут не затрагивать его чувств, но они отпечатываются в сознании, чтобы впоследствии проявиться случайным воспоминанием и стать ключом к какой-нибудь головоломке, которую предлагает ему собственная жизнь.

Постепенно, все больше погружаясь в зыбкие пространства нестеровского мира, зритель становится все проницательней, и ему кажется, что в каждом встречаемом им человеке можно почесть тайны его существа. Все его движения, все утаенные взгляды, повороты головы, походка, причудливые позы, руки, сжимающие книгу, шляпу, кормящие голубей, цепляющиеся за перила, спрятанные в карманы, обнимающие, отпускающие — все эти увиденные мимоходом подробности чужой жизни определенно выдают ее глубину и содержательность.

В описываемом Нестеровой мире все действительное и сущее, все подлинное старается спрятаться, стать незримым, но в пульсации «ускользания и присутствия» неизбежно раскрывает себя. Все здесь имеет отчетливые границы: внутреннее и внешнее, собственное и чуждое, открытое и потаенное, сакральное и профанное, эфемерное и вечное. Но в этом разделении чувствуются амбивалентность, неразрывность, неотъемлемость одного и другого. Это признак многомерности создаваемого художницей пространства, его плотности и его единства.

Сквозь густой, напоенный мыслями, чувствами, страстями, пороками и добродетелями людей воздух свету не дано проникнуть. Скрыт не только какой-либо его источник, но и он сам в непосредственном естественном своем движении. По отношению к внешнему свету свет сокровенный становится замещающим и вытесняющим.

Наряду с тем атмосфера работ Натальи Нестеровой оказывается проникнутой цельностью реальности, и время ощущается как единый поток. Присущее ее работам тягучее, почти бесконечное настоящее наличествует и как опыт сиюминутности, и как предчувствие желанного будущего, и как значимость прошлого. Время для Нестеровой не существует само по себе, оно неизбежно связано со своим носителем и хранителем — человеком. В некоторых работах художница говорит об этом откровенно («La Temps perdu», «Часы на берегу»), в других чувство времени передается ею посредством имплицитных свидетельств («Игра на песке», «Плетеный диван», «Фонтан»), но во всех случаях она подчеркивает: вне человека времени нет, в мире действуют иные законы, требующие иных наименований и определений.

В духовном вибрирующем пространстве живописи Натальи Нестеровой желанная человеку самоидентификация невозможна, он подвержен трансформациям и не может обрести постоянство в непрерывно изменяющемся контексте. Каждое мгновение он оказывается не равен сам себе и потому старается вместить в себя множественность проживаемых смыслов. При этом герой художницы обладает свободой движения, поскольку вектором его выступает сама личность. Не случайно живописная пластика работ Натальи Нестеровой, их ритмика, характер движения так соотносятся с произведениями Раннего Возрождения. Художница в той же мере сосредоточена на человеке, на его ожидании нового, одухотворенного существования, которое способно пробиться сквозь незримый мир чувств и мыслей, вмещающий пространства вплоть до микрокосма.

Герои Нестеровой будто осознают и признают наличие в каждом человеке своей тайны, своей сокровенной жизни и стараются не нарушить внутренний мир друг друга. Потому их существование кажется таким неспешным, продолжительным, их разговоры такими тихими, деликатными, почти молчаливыми, словно не желающими нарушить внутренний ток мысли собеседника.

Однако искусство Натальи Нестеровой имеет различные глубинные истоки и не ограничивается связью лишь с Возрождением. Формально оно вторит сюрреализму с характерными пространственными пустотами Поля Дельво, с губчато-коралловыми фактурами Макса Эрнста, с безликими потерянными фигурами Рене Магритта и, наконец, созвучно с основным тезисом Андре Бретона, который утверждал, что именно сюрреализм призван разрешить противоречие между мечтой и действительностью и создать некую абсолютную реальность.

Работы Нестеровой последних лет все больше насыщаются символизмом, от которого лишь нарастают внутреннее напряжение и сопряжение смыслов. Появляются люди-манекены или люди, спеленутые как мумии, испещренные знаками, чьи позы и движения становятся все выразительнее. Появляется тема иудаизма, с его опытом трагизма и мистичности. Возникают фигуры-отражения, вбирающие в себя пространства и будто продолжающие тему проявлений личности, самоидентификации и мимикрии, макро- и микромира. Появляются «исполненные очей» ангелы смерти, они напрямую отсылают ко Льву Шестову, а по общему контексту восприятия обыденности — вообще к русской философской мысли, Николаю Бердяеву и Василию Розанову. В работах Нестеровой отчетливы архетипы коллективной памяти ее поколения и очевидны истоки русской культуры в целом, ощутимо слияние личного опыта и культурно-исторического, многочисленные явные и едва уловимые аллюзии, оммажи, заимствования, и во всех этих значимых проявлениях она остается собой. Она изобретает свой неповторимый художественный язык, на котором излагает личный опыт постижения жизни.

Зрительское погружение в этот сложный волнующий мир подобен забытью, мороку, сну за секунду до пробуждения. Он неизбежно пленяет и нарушает прямое внешнее проживание момента. Но именно в тот миг, когда ты отрешаешься от наваждения ее живописи, когда пробуждаешься ото сна, именно тогда начинается внутренний зрительский диалог с ее произведениями, молчаливый, глубокий, долгий. Поскольку ее образы оказываются непосредственно близки и многомерны, они напрямую апеллируют к личному и продолжают действовать в душе другого, и вот уже кажется, что это твои голубки мыслей разлетаются по нестеровским полотнам.

Материал подготовлен в рамках проведения проекта «Живопись двух столиц» Грант Президента Российской Федерации

ДИ №1/2013