В ноябре 2012 года на сцене Театра киноактера проходили премьерные показы зонг-оперы «TODD» по мотивам пьесы Кристофера Бонда «Суинни Тодд, демон-парикмахер с Флиит-стрит», которая, в свою очередь, была переложением городских легенд о серийном убийце Суинни Тодде. К московской версии, создав зажигательную смесь из паркура, балета, хора, живой музыки, драматического искусства, спецэффектов, и пронзительной лирики, приложили руку музыканты из панк-рок-группы «Король и шут». Главную партию исполнил ее основатель Михаил Горшенев, или Горшок. Отдельного внимания заслуживали декорации (двухуровневая сцена с кирпичными стенами, расписанными граффити), над которыми потрудился Паша 183. Не удивительно, что зрителями оперы оказалась разношерстная публика: юноши с ирокезами, подростки в джинсах, барышни в вечерних платьях и персонажи в маскарадных костюмах. Через пять месяцев Паши не стало, а еще через три ушел и Горшок. Тогда же в 2012-м сразу после премьеры уличный художник Кирилл Кто побеседовал с Пашей 183.

Кирилл Кто. Для меня стало новостью, что в олимпе уважаемых тобой музыкантов и культурных деятелей, кроме Бориса Гребенщикова, Егора Летова, Шевчука, Виктора Цоя, Джонни Роттена, вдруг появились люди из «Короля и шута». Ты давно слушаешь эту группу?

Паша 183. Очень давно. Шел девяносто шестой или девяносто седьмой год, если не ошибаюсь. Я был на лекции в колледже информатики и права, рядом со мной сидел парень по имени Стас, у него всегда была передовая информация о любых рок-движухах… И он говорит: «Вот послушай», дает мне наушник, и я слышу (это был альбом «Камнем по голове») первую песню и понимаю, что это сказка, панк-сказка, полноценная сказка, с развитием, со всеми делами. Меня все это дело воодушевило. У меня до этого был опыт исторического моделирования. Я участвовал в исторических ролевых играх — сражался в доспехах, с мечом, еще у меня был кистень, как помню. Это легло на душу сразу после «Властелина колец» и прочего. Конечно, это было давно, но группа потрясающая.

Кирилл Кто. Для меня группа «Король и шут» всегда ассоциировалась на рубеже девяностых — двухтысячных с так называемым говно-панк-роком. И мне не нравилась их музыка… Но как получилось, что ты вдруг выступил в качестве художника-декоратора? Это чья инициатива была? Паша 183. Ко мне обратился Сережа Скорнецкий, художник по свету и художник-постановщик мюзикла, он сказал: «Паша, давай попробуем сделать этот проект с твоими рисунками». Но было одно условие — я должен буду их делать так, как рисунки на улице. То есть обязательно должно быть взаимодействие рисунка и актера, зрителя и актера, рисунка и света. Я должен был стать медиумом, который соединил бы все стремления художников по свету, чтобы каждый рисунок был ориентирован под определенный свет, под определенную температуру света. Многие работы по нескольку раз перерисованы, где-то они тушевались, где-то, наоборот, высветлялись, чтобы работники, которые занимаются светом, чувствовали себя комфортно.

Кирилл Кто. Честно говоря, я не очень понимаю формат мюзикла, но мне понравилось представление, и у меня осталось странное ощущение, что эзопов язык, на котором строится сюжетная канва произведения, ложится на сегодняшнюю российскую политическую действительность, коррелирует с ней. Как так получилось? Были цензурные проблемы? Сомнения в процессе постановки и подготовки?

Паша 183. Было очень много сомнений… Перенести действие мюзикла в наше время — идея Сережи Скорнецкого.

Кирилл Кто. Не совсем все-таки в наше, в шестидесятые — семидесятые.

Паша 183. Там просматриваются сюжеты и из нашего времени, и из более раннего периода. Титанический труд: я видел работу Сережи, он человек-оркестр, мастер своего дела. Потрясающая работа хореографов…

Кирилл Кто. Оцениваешь ли ты, кроме политической, исторической и сюжетной значимости мюзикла, еще и тот факт, что уличный художник наконец сделал качественный проект в шоу-бизнесе, и не просто нарисовал декорацию, а выступил полноправным участником процесса?

Паша 183. Это произошло, по-моему, вообще в первый раз. Мне безумно приятно, что мне предоставили такую возможность. И у меня даже не было ощущения, что я рисую не на улице: там декорации — кондиционеры, решетки, все, с чем я постоянно сталкиваюсь на улице. А зрители — те же самые прохожие.

Кирилл Кто. Я знаю, что серьезный скепсис появился в отношении тебя со стороны агрессивно настроенной граффити-тусовки. Другие, напротив, посчитали, что все правильно, что с панками дружить можно, и пусть это даже работа коммерческая. Как тебе вообще тот факт, что постановку пришли посмотреть столь разно ориентированные люди — поклонники «Короля и шута» и просто любители мюзиклов?

Паша 183. В мюзикле очень много таких поэтических моментов, которые не могут не понравиться, например песня «Добрые люди»: «Люди, добрые люди, пусть в ваш мир добро прибудет, не подадут, не пощадят, на гроб земли не бросят горсть, здесь и осудят, и убьют, и оболгут, и обессудят». Это же на самом деле ситуация нашего времени, она близка всем. Мюзикл абсолютно эклектичен. Он настроен на то, чтобы сломать представление, что вот это наш огород, а это ваш. Он, как митинг, объединяет всех. И делить-то на самом деле нечего. Все мы вроде бы добрые люди, но постоянно что-то делим.

Кирилл Кто. Я, например, чувствую, что сейчас уличные художники будут активно взаимодействовать с массовой культурой, не совсем попсовой, а более или менее элитарной, относительно альтернативной. Для меня это совершенно предсказуемый, долгожданный и понятный вектор развития.

Паша 183. Для меня тоже.

Кирилл Кто. Были у тебя сомнения, что ты работаешь как панк эстрадный, а не панк подворотневый?

Паша 183. У меня было единственное сомнение, понравится ли то, что я сделал, Мише Горшку. Он очень добрый человек, но закрытый. И было постоянное ощущение, что сейчас сделаешь, а потом тебе скажут: давай-ка переделывай. Но Миша ни разу так не сказал. Было полное доверие, мы друг друга понимали. Как сказал Сережа Скорнецкий, «у тебя есть материал, мы тебе его дали, просто покажи свое видение». Работа потрясающе тяжелая в том плане, что нужно было, отталкиваясь от всех мнений, четко формировать свое.

Кирилл Кто. Есть какие-то векторы развития для уличного художника: переселиться быстро на улицу и спать на лавочке, как я, или стать главным производителем одежды и всяких аксессуаров. Тебе вообще близко понятие молодежного, честного, бунтарского, искреннего шоу-бизнеса? Готов ли ты взаимодействовать дальше с рок-музыкантами или у тебя есть все-таки противоречия как это должно потребляться, а не только что?

Паша 183. Нет, все вместе. И как, и что.

Кирилл Кто. Для меня ты реабилитировал группу «Король и шут», потому что я их всегда считал странными. «Наив», «Тараканы», «Алиса», Егор Летов — к ним претензий нет.

Паша 183. Егор пел для простых людей, нес самое, что называется, сокровенное. Я вырос на этом. Все мое творчество так или иначе завязано на протестной поэзии. По сути, то, чем я занимаюсь, изначально тоже своеобразный протест.

Кирилл Кто. Протест против чего?

Паша 183. Это, наверное, метафора такая, борьба со своей закрытостью, что ли. В первую очередь это борьба с самим собой. Понимаешь, если ты начинаешь менять мир, меняешь свой мир или что-то внутри себя. Это война со стереотипами, с зашоренностью, с закабаленностью. Это выход. Вот есть дорожная разметка, а ты переспрашиваешь свое сознание, и понимаешь, что за этой разметкой есть еще что-то и можно перешагнуть. И просто перешагиваешь. Это постоянная война, постоянная борьба с надписью «Нельзя». Меня разочаровывает, что в данный момент это перешагивание через «нельзя», «не хочу», «не могу» и «запретно» стало популярно и модно. Мне это уже начинает, честно говоря, надоедать… Помнишь этот холст я бил окна не для того, чтобы назвали это искусством?..

В 2014 году спектакль возобновлен с использованием оригинальных декораций. В феврале и марте прошли показы в ДК «Москвич».

ДИ №2/2014