Одна из них — тема мистерий, которая, с одной стороны, кажется весьма привлекательной, ведь речь идет о тайне бытия, о ключах к познанию сложного окружающего мира, но, с другой стороны, сразу создает проблемы для тех, для кого мистерия связана главным образом со освященным пространством. Бетонный ангар бывшего цеха приборостроительного завода «Манометр» не корреспондирует с сакральным содержанием действа. К тому же мистерия в ее древнем понимании предполагала наличие жрецов, посвященных, к каковым московская публика не принадлежит, даже публика из знатоков. Ведь цель мистерии — инициация, итогом которой была возможная гибель адепта. Понятно, что и эта составляющая в данном случае исключена, следовательно, остается игра в мистерию, театральная условность, договор между публикой и авторами-постановщиками. Подобный подход вполне приемлем, но в таком случае перед нами мистерия в европейском христианском ключе разыгрывания сценок из Библии и Евангелия для просвещения и развлечения народа. Однако в нашем случае большинство участников пытались добросовестно разыгрывать уникальные представления в «чуждой» среде. Жанр события и специфика пространства порой «мстили», сводя атмосферу действа к котурности. Продюсер фестиваля оперный певец Александр Кoренкoв считает, что «мистерия для сoвременнoгo худoжника — этo бездонный кoлoдец возможностей». Фестиваль мистериального творчества, собравший от Урала до Петербурга людей, совмещающих свой художественный опыт с духовными практиками, прошел при умеренном интересе столичных СМИ и не вызвал ажиотажа у посторонней публики. Однако столичный зритель был вознагражден: на одной площадке собрались и звезды академического авангарда, и основатели отечественной арт-электроники, и видеорежиссеры, перформансисты, певцы, поэты: перформансисты Герман Виноградов и Вилли Мельников, музыкант Святослав Пономарев и исполнитель Александр Коренков, фотограф и цифровой художник Александр Долгин, композиторы Ираида Юсупова и Александр Белоусов, режиссер Андрей Ирышков, лаборатория «Театрика», театр тибетской музыки «PURBA», интегрирующий добуд-дийскую традицию бон-по в пространство современного искусства, и группа тибетской ритуальной музыки и тантрического пения в традиции бон (стили гьюке и гьер) «PHURPA», творческая группа «TeslaFX», коллективы «БРОМ» и «FX-Квартет»...

Если буквально понимать перформанс «Роза ветров» (Ираида Юсупова — автор, Вилли Мельников, Лидия Кавина, лаборатория «Театрика», Александр Долгин), то роза ветров — это традиционное изображение режима ветров в данной местности в виде векторной диаграммы, но ее можно трактовать и как метафору человеческой души. Именно на этом прочтении настаивали авторы перформанса: кристаллы, вид на внутреннюю сферу, пять исполнительниц в костюмах-платьях из серебряной фольги; использованы и лингвогобелены — полотнища, покрытые разноцветным текстом на экзотических языках, иногда более напоминающим орнамент, одновременно Вилли Мельников заклинает что-то (возможно, на известных ему 104 языках... То ли шаман, то ли повелитель ветров, восточный зазывала отдает указания для ветра, например: восток, запад… Видео послушно ему вторит, а девушки что-то выражают пластически. Интерпретировать увиденное сложно, возникает ощущение, что и у самих авторов неясное отношение к сути пер-форманса…

Загадочным оказался перформанс со звуками «Аэробика чакр» (Ираида Юсупова — автор, Лидия Кавина — тер-менвокс, Ярослав Садовский — бас-гитара, Виталий Совин). Терменвокс (от имени изобретателя и лат. vox — голос) — первый советский электромузыкальный инструмент, уникальное изобретение советского инженера Льва Термена (1920), когда-то ставшее сенсацией. Казалось, что вместе с изобретением в музыке произойдет революция, но революции не случилось, и нынешний перформанс не раскрыл новых музыкальных возможностей. Светомузыкальная фантазия напоминала занятие спортивными упражнениями для развития энергитиче-ских точек на теле человека. Концерт-спектакль «Письма Чайковского» — арии, романсы, письма (Александр Коренков, Наталья Павлова, Екатерина Карпушина, Федор Амиров, Петр Немой) смутил странной иронией, граничащей с экзальтацией, резало ухо наложение арий и резкого звука отрываемого скотча. Если авторы хотели столкнуть тему музыки и шума, сплести узор из лейтмотива гармонии и какофонии, то акценты оказались расставлены хаотично. Вот П.И. Чайковский шумно заворачивает деньги; вот пафосная меценатка фон Мекк, похожая на фанатку поп-идола, певец, преклонив колено, исполняет романс «Все для тебя» — посыл не точен. «Шпильки» в адрес П.И. Чайковского, намеки на квир-культуру, сомнения в честности отношений между творцом и покровителем Мусоргского; бесконечная игра подтекстов, иронии с насмешливой эротичностью — некая карикатурная биографическая мешанина в постмодернистской облатке. Вот наугад выход героя в ярких трусах с задранной черной юбкой; сожаление баронессы фон Мекк: «У вас, Петр Ильич, нет никаких желаний, и остается только музыка» (уходит), опять звуки скотча. Романс-вздохи «Спи, дитя мое, спи» с придыханием в микрофон, аккорды, словно падающая листва, капли, эхо колокола…

Возможно, строгость таких оценок отчасти продиктована скрытым пафосом, с каким была заявлена тема медийного фестиваля — явление! Наряду с малоудачными были показаны спорные работы, тем не менее остающиеся в сфере искусства, тут есть о чем дискутировать, о чем задуматься. К таким принадлежит медиаопера «Арфистки в аду» (Ираида Юсупова, лаборатория «Театрика», театр «Oddance», творческая группа «TeslaFX», Вилли Мельников, Ольга Гречко, Анастасия Браудо, Александр Коренков, Ярослав Садовский, Ольга Пуреховская). Публика становится свидетелем масштабно
го ритуала на тему ада и наказанных бичами огней грешников. Это стра
сти Средневековья, где, с точки зрения морали инквизиции, музыка была формой дьявольского соблазна.

Текст «Фауста» И.-В. Гете звучал на языке оригинала. Надо отдать должное авторам оперы — картина ада, плоти, музыки, греха получилась весьма впечатляющей: разряды молний, от одной руки молния огненным зигзагом переходит по телу к другой руке, молнии ловят, их укрощают, ими жонглируют.

Феерию огня сопровождают тени, маски, черепа, теневые картины из дыма и черноты, фигуры вздымают вверх руки, люди превращаются в месиво тел, а наверху, под потолком зала некто в черном с фонариком дирижирует шабашем. В этом напоре гетевский «Фауст» порой превращается в какофонию, картины озадачивают: кто, например, эта девушка в белом, которую выводят как жертву на авансцену — Елена, Маргарита / Гретхен? Кто этот исполинский розовый пупс младенец-толстяк — Эвфорион, гомункул? Но можно и просто подчиниться напору многозначных визуальных метафор и получить наслаждение от умопомрачительно яркого хаоса огней, борьбы, от движения бегущих людей, от того, как горит рукопись в руках солиста, как толпа обматывается серебряными нитями в сверкающий кокон, ахнуть, когда розовый младенец-гигант нависает над залом. На премьере (фестиваль «Архстояние- 2012») у спектакля была иная форма, то языческое по духу действо весомей и впечатляюще работало в открытом пространстве, в объединяющем ландшафте на фоне неба, леса или поля. Там это зрелище выглядело намного естественней и масштабный (участие более 30 актеров, музыкантов и танцоров, 18 пианино, две тесла-катушки, исторгающие молнии, и живая лошадь). Техническая атмосфера здания фестиваля, бетонная коробка (Малый выставочный зал Центра дизайна «ARTPLAY») вступали в противоречие с духом мистерии и зрелища, угнетали сакральное начало, которому гармонично соответствует природа…

На фестивале «Явление» представлена инсталляция «Мандала культурного слоя» (автор Петр Немой и лаборатория «Театрика»), центром которой стал квадрат из толстого оргстекла, по которому разрешалось ходить, при желании лежать, сидеть, прыгать, а под стеклом в трогательном единстве располагались предметы и вещицы из архива Татьяны Лещенко-Сухомлиной: письма, картины, детали одежды, кружева, стакан в подстаканнике, книги, письма и прочие живописные детали прошлого века. Жена известного скульптора Цаплина, поэтесса, писательница, певица, переводчица Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина (1903—1998) хорошо знала Жоржа Сименона, переводила многие его романы, дружила с Лилей Брик, переписывалась с Всеволодом Мейерхольдом, 7 лет провела в сталинских лагерях. Но инсталляция — не омертвевший сколок прошлого, а живой… Тени прошлого читают книги, говорят, пишут письма, перебирают заветные вещицы, рассказывают их историю… Как ни странно, но этот нехитрый прием смог если не отторгнуть суровое пространство бетонного зала, то хотя бы его усмирить.

Схожий эффект приручения агрессивной среды продемонстрировали произведения Ираиды Юсуповой: концерт (Ираида Юсупова, группа «БРОМ», Ярослав Садовский, Вилли Мельников) и фильм «Птицы» (Ираида Юсупова, Александр Долгин). По первой профессии Юсупова — композитор, ее концерты убедительно показывают композиторские возможности и характер музыки автора, но тут она расширила рамки дарования, представ как кинорежиссер, сценарист, медиахудожник, монтажер. Лента «Птицы» — загадочная притча, где в одном кадре существуют люди обычные и некие визуальные существа, внешне тоже как люди, но путем метаморфоз их преврати
ли в маленьких существ, и живут они в банках. Герои говорят на тарабарском языке, однако понять его не представляет труда. Попытка двух форм жизни, реальной и виртуальной, составляет сюжет этой медитации в форме кино (тут заметно и влияние режиссера и коллеги Бориса Юхананова). Постепенно фильм достигает этической кульминации — непонятно, кто из них более живой, а кто всего лишь видеопроекция. Основой притчи, возможно, послужили слова Платона о том, что люди — это птицы без перьев.

В финале нашего краткого обзора — о самом главном событии фестиваля, но о работе давнишней. Это фильм-спектакль «Медея. Материал» Анатолия Васильева, первый раз показанный в 2001 году. Зрители фестиваля смогли увидеть его только на экране, тем не менее шедевр Васильева сохранил силу выразительности и качества. И вот какой парадокс. Для Васильева тоже существует, как и для всех, проблема сакрального соответствия среды и мистерии. И подвал на Поварской, где игрался спектакль, в принципе так же не годился для показа мистерии, как бетонный цех фестиваля «Явления». Что же сделал режиссер для осуществления проекта? Он «нейтрализовал» пространство извне, оставив крест и белый экран, абстрактное белое нечто, то ли внутренность храма, то ли пещера в пещере, то ли театр внутри монастыря, список можно продолжить. В итоге все предметы обезличены, и форма для мистерии готова. В православных церквах о некоторых самых важных местах говорят: это намоленное место. Такое вот «намоленное» место и создает режиссер простыми ритуальными жестами. Когда же место очищено, приобрело нужную интенсивность, спектакль прочитывается как ритуал, аккумулирующий внутреннюю энергию и жизнь Медеи, становясь невероятно интенсивным, каждый миг дается на пределе ненависти и темперамента, неутоленной любви и ее потери, и вдруг мимолетное просветление — воспоминание, чайки над водой, тут же ярость мести — здесь отсутствуют доводы рассудка. Анатолий Васильев, отсутствуя физически, задал фестивалю наивысшую планку. Показал нам Явление с большой буквы и без кавычек.

ДИ №6/2012