«Я понял, что художник свободен. Я поверил, художник может все». Эти слова Зураб Церетели произнес в далекие 1960-е после личного знакомства с мэтрами мирового искусства Шагалом и Пикассо в Париже. В мировоззрении молодого художника произошел коренной перелом, который заключался прежде всего в обретении подлинной творческой свободы. Это позволило ему не только начать работать — помимо живописи — в разных техниках и материалах, в разных жанрах, но ощутить уверенность и почувствовать в своей мастерской любую точку земного шара, стать художником мира.

Марк Шагал утверждал, что «искусство — это состояние души», и в каждом городе оно разное. У художника это сказывается на цветовом настроении произведения, его стилистике и даже тематике. Работа в иной, непривычной для художника среде — всегда вызов. И Церетели охотно принимает его.

Выставку, расположенную на четырех этажах пространства музея в Ермолаевском переулке, можно было смотреть или поднимаясь с этажа на этаж наверх, или спускаясь вниз. Те, кто предпочел второе, не пожалели об этом. Именно на последнем этаже экспонировались полотна, написанные в Нью-Йорке, они-то и выступили в роли своеобразного камертона к общей тональности экспозиции, посулив зрителю множество открытий в, казалось бы, уже хорошо знакомом творческом пространстве мастера. Впервые Зураб Церетели ощутил мощный заряд энергии Нью-Йорка как города, отменившего традиционные понятия о красоте и гармонии и создавшего собственную культуру, в 1970-х. Полотна, которые художник создает в своей мастерской на Манхэттене, отличаются большей структурностью, графичностью, иногда в них цвет даже уходит на второй план (что совсем не характерно для Церетели-живописца), уступая первенство линии. Все чаще работы нью-йоркского цикла лишаются фигуративных образов, становятся ближе к абстракции. Америка — родина джаза, и дух импровизации неотделим от глубинной сущности Нью-Йорка. Он ощущается и в картинах художника, и тогда синкопированное столкновение цветовых плоскостей на холсте неожиданно разрушает — как лирическое соло саксофона — реалистичный образ, будь то кукла, клоун или собака…

Работы, написанные в Париже, городе, с которым роман мастера длится уже полвека, отличает атмосфера особой легкости. Они более светлы, рефлексы в них мягче, и в цветовых градациях появляется нежность. При этом общий колорит не теряет своей экспрессии. Светло-зеленый, теплый голубой, алый, мягкие оттенки желтого, розового, белого… Такова цветовая гамма, которая овладевает художником в Париже. Впервые московские зрители смогли ощутить это настроение на выставке Зураба Церетели «Сто картин из Парижа» в Третьяковской галерее в 2009 году. Сейчас эти особенности полотен парижского цикла воспринимаются еще ярче, проявлены свободнее, будто некая мощная струя наконец прорвалась сквозь плотину, заполонила пространство больших холстов. Видимо, таково влияние Парижа, его атмосферы, его среды даже на маститого художника: этот удивительный город втягивает в свою ауру каждого, кто оказывается в его поле. Эта аура — красота, которая питает искусство, создаваемое здесь. На картинах, представленных на выставке в разделе «Мастерская в Париже», разлит аромат весны. Его остро воспринял художник и выразил эту энергию пробуждения от зимних сумерек — нежные пятна и блики моделируют фигуры цирковых артистов, задумчивого рыбака в алой рубахе окружают рыбы, любовники празднуют встречу как в первый раз, не заботясь о том, что подумают о них окружающие… Эти работы словно впитали в себя дух искусства и творческой свободы великих художников, которые когда-либо творили в Париже.

На многих полотнах, написанных в Москве, легко узнать формы, мотивы и образы произведений, ранее воплощенных художником в графике, скульптуре или бронзовых барельефах. Прежде всего это образы музыкантов, клоунов, горожан. Здесь автор не ведет поиск новых пластических ситуаций, но создает перекличку произведений, выполненных в разных техниках, объединяя тем самым все созданное им многообразие произведений разных по видам, жанрам и материалам в единое художественное пространство. Но в живописном воплощении знакомые герои выглядят более величественно и монументально. Здесь царствует глубокий насыщенный цвет, палитра этих работ необычайно ярка и звучна.

Московский период Церетели начинается с конца 1960-х годов, тогда же появилась и московская мастерская. Наделенный большими административными обязанностями сегодня художник вынужден работать урывками, однако занятия живописью для него всегда остаются приоритетными. Живопись для Зураба Церетели — это его образ жизни, его страсть, которой художник отдается без оглядки, он старается каждую свободную минуту провести у мольберта. Кандинский писал: «Создание произведения есть мирозда-ние». Следуя этой логике, процесс рождения произведения искусства сродни процессу зарождения Вселенной в результате Большого взрыва. Зритель видит на холсте визуальный образ этого выплеска колоссальной творческой энергии. Не просто абстрагироваться от множества ежедневных дел и сосредоточиться на творчестве, в то же время не порывая с реальностью. Этой наукой Церетели щедро делится на своих, ставших уже легендарными мастер-классах в Академии художеств. Наглядно показывает, как наряду с неизбежными делами, помехами извне появляется картина, рожденная внутренней энергией художника, как работа за мольбертом может превратиться в перформанс, спонтанный и целеустремленный, непредсказуемый и продуктивный, как всякое подлинное искусство.

​ДИ №2/2014