В «белых» композициях Татьяна Баданина открывает свое детство, его космические бездны, его душетелесные ориентиры, самоощущение первого контакта с жизнью, переведенных из немоты на язык пластики. В них заложены все коды ее творчества о самой себе, об утратах и болях, о своей телесной органике, изоморфной структуре души и о том «вовне», что органично психофизиологическим векторам художницы. Одним словом, не о том, что рационально организовано в твердую и устойчивую форму, но о природном, естественном как дыхание, транслирующем далее сверхличное состояние.

Отсюда впечатление некой первозданности мироздания, первых мгновений его сотворения, проявление и проступание его «тканей» и «складок», означенных Делезом как «изгибы души и мира». В этих первопространствах, где царствует белый лист бумаги или прозрачность холста, беззащитные и открытые любому жесту бескорыстия, вбирающие в себя свет, раскрывающиеся после сжатия как рождающаяся Вселенная, мир течет медленно, оплотняясь и вновь уходя в незримое, как процесс медитации. В нем проявляет себя редкий дар художницы — внутренняя нетронутость изначальных состояний души, позволяющая заглянуть в глубины тонких измерений и прочитать те, казалось бы, утраченные тексты, что в реальности оказываются не стертыми позднейшими записями культуры. Эти тексты-топосы напоминают видения, полусны, наполненные сдвигами и смещениями. Явленная в них беспредельность позволяет войти в нее, как входят в воду в акте крещения. Они колышутся, дышат и живут, накапливая свет и излучая его квантами, звездами-вспышками, открываясь в эти мгновения своими ослепительными лакунами и мерцающими образами — концентрическими кругами, треугольниками, овалами и крестом. Их ангелические сущности-имена вызывают ассоциации с топографией Земли обетованной, их свободные подвижные формы напоминают облака, окутавшие горы Синая, их геометрические структуры свидетельствуют о реальности «вестников» и сакральности знаков. Они способны раскрываться матрицей, архитектурой и возвращаться в точку, манифестировать магическую геометрию, наливаться тяжестью смыслов, аккумулируя их в кристаллические решетки, в сферы и пирамиды и «выдыхая» вовне, формируя вокруг себя зоны парения и антигравитации.

Рождение «белых» композиций явно обусловлено мифопоэтической традицией, помноженной на культуру модерна, где состояние произведений, наполненных глубокой внутренней жизнью, обращено к канону, к идее просветления, превращая их в медиаторов и проводников внеличностных сил. В тех случаях когда оплотняются и сгущаются внутренние координаты их пластического бытия, они обретают векторную направленность во внешний мир, сосредотачиваясь в «горизонтах». Трансформируясь в «осевые» состояния, «белые» образы Татьяны Баданиной манифестируют проблематику и единство времени и пространства в их эволюционном согласии, последовательно переживая различные гармонические фазы, начиная от «Белого сна» и завершаясь «Белыми одеждами» и «Скинией».

Стремление основать поэтическое на «нуле», выйти «за нуль форм», как говорил Казимир Малевич, в великое Ничто лежит в основе новейшей культуры. Именно здесь сосредоточены все художественные свидетельства Т. Баданиной и все генетические коды ее искусства. В этой предельной ситуации проступает изоморфизм творца и творимого, художника и его произведения и снимается оппозиция «автор — текст». Более того, в поэтике Т. Баданиной приходится говорить о разной степени взаимной рефлексивности этих начал, где формула «текст творит автора» обретает свою законченность и оправданность. Возможность такой инверсии, выявление прафеноменов художественной жизни в обратной перспективе открывает удивительные потенции докультурного субстрата в творческом процессе Т. Баданиной, ее волновой характер, метафизическую актуальность и энергетическую взрывчатость. Этот прорыв сквозь чувственное бытие скрытой реальности, где открывается тихий вздох вечности, в иной план жизни, в ноуменальный мир свободной воли, осуществляется художницей в пограничных ситуациях, в пространствах, лишенных очевидных оснований, то есть в трансперсональных состояниях. В них восстанавливаются те «чутко-хрупкие» феномены, когда, по Гоголю, «становится слышно и видно во все концы Земли». Эта акустическая проницательность характерна для последней фазы творчества художницы, в границах, не знающих сокрытости. Вибрирующие движения ее естественных пластических контуров, исчезающих в белом, собственно, и образуют те короткочастотные волны, которые открывают простор взгляду вплоть до иллюзии. Эта взаимопринадлежность художника и пространства, их взаимозависимость и взаимоотдача составляют самую суть художественных структур Татьяны Баданиной, основанных на взаимодополнительности.

Превращаясь в хронотопические объекты, «белые» молитвенные образы Т. Баданиной покидают плоскую ауру композиционной образности, продолжая свою внутреннюю пространственную жизнь в окружающей нас реальности. Они преодолевают в-себе-бытие двумерных измерений и включаются в универсальные системы новых иерархий, как это происходит в проекте «Пустыня». Подобные композиции художницы можно определить и как своего рода мини-инсталляции. Их пластика подчиняется воздушным влияниям среды, их измерения открыто обращены в близлежащий мир, не нуждаясь в подтверждении своей физической данности. Переместившись в трехмерное пространство и окончательно превратившись в инсталляционные объекты, произведения Т. Баданиной обретают значительность и явственность мистических начал, многомерность теософских смыслов и образов. Покоясь на эвклидовой плоскости земли и устремляясь к небу, они символизируют скинию, где хранится ковчег Завета. И в то же время их открытость во внешнюю реальность, в мир, где мы все пребываем, становится актом признательности культуре, заставляя вспомнить прозрачные объемные конструкции Владимира Татлина, строгие архитектоны Казимира Малевича и белые летающие холсты Ильи Кабакова. Искусство Татьяны Баданиной, сохраняя свои магические качества, несет в себе новые творческие возможности, неизбывные открытости к диалогу и обнаружению экзистенции в самых парадоксальных пространствах.

ДИ №5/2012