«Cуществование мира может быть оправдано лишь как эстетический феномен», — обмолвился Ницше в «Рождении трагедии». И в последнее время порой создается впечатление, что эта сентенция философа становится для искусства в лице его актантов буквально руководством к действию. Можно, конечно, до бесконечности повторять уже ставшее общим местом утверждение, что искусство расширяет свои границы, как вирус, пытаясь проникнуть не только на смежные с ним территории (всякого рода девиации и междисциплинарная лихорадка — нынче признак здорового духа), желая быть везде и всем: и социально-активным, и общественно-полезным, и философским, иными словами, врачевать души, менять сознание, участвовать в мироустройстве, формировать среду обитания, образовывать… Но все же точнее будет сказать, что искусство во всем себя обнаруживает, будь то политическая акция, или научное открытие, или изобретение, общение. Да мало ли сфер человеческой деятельности, которые оно сегодня может маркировать.

Ярким свидетельством тому стала и прошедшая в Касселе с 9 июня по 16 сентября «Documenta-13», среди 188 участников которой были не только художники, музыканты, актеры и философы, совместные выступления коих уже давно не внове, но и физики, генетики, психологи, социологи, политики, биологи, антропологи, то есть представители различных территорий человеческого знания. Нет, здесь не попытка куратора Каролин Кристов-Бакарджиев «взглянуть на науку под углом зрения художника, на искусство же — под углом зрения жизни» (Ницше) — это была бы уже концепция, а по признанию Кристов-Бакарджиев, сделанному ею на пресс-конференции, единственной ее концепцией является отсутствие концепции как таковой. Но зато была цель — охватить ни много ни мало культуру в целом, применив холический подход.

В результате Кристов-Бакарджиев создала самую масштабную «Документу» за всю историю этого форума и одну из самых масштабных мировых выставок современного искусства за последнее время, не только охватив весь Кассель, но и выйдя за границы Германии. Речь о дополнительных площадках в Канаде (Банф), Египте (Александрия) и Афганистане (Кабул).

Имея репутацию интеллектуальной площадки, «Документа» традиционно считается одной из самых авторитетных выставок современного искусства, задающей перспективу на будущее. Однако нынешняя «Документа» по большому счету не открыла ничего нового, как и не предложила новых тенденций, а лишь акцентировала ставшие привычными за последние десятилетия, и прежде всего тенденцию к окончательному упразднению границ, отделяющих искусство от жизни; к смешению всех сфер человеческой деятельности (будь то наука или политика или социально-общественная деятельность) и включению их наравне с окружающей действительностью (в том числе и природной) в поле искусства.

Что же относительно холизма, онтологический принцип которого — целое всегда есть нечто большее, чем простая сумма его частей, — что вроде как обессмысливает анализ или описание отдельных проектов, но лишь в их взаимосвязи, то, невзирая на эту установку, какие-то основные тематические векторы сей довольно сумбурной и принципиально неконцептуальной выставки выявить все же было можно. Это, конечно же, связь искусства с наукой и связь искусства с природой, тема войны, фашизма, концлагеря, унижения, способность человека каждый раз заново придумывать и пересоздавать мир, и тема, которую сама Кристов-Бакарджиев определила как «археология искусства».

Что касается последнего, для «Документы» это не новость. Так, в первой «Документе», инициированной в 1955 году немецким художником и куратором Арнольдом Боде с целью продолжить традицию авангардистских выставок в Германии, участвовали представители так называемого дегенеративного искусства, забракованные нацистами в 1937 году. Такой же ретроспективный характер носила и вторая «Документа» в 1959-м. В дальнейшем эта линия, хоть и не была основной, в той или иной степени всегда сохранялась. В этот раз среди работ современных художников можно было встретить и работы Дали, Моранди, музы Марселя Дюшана Маргрет Пристон и др. Впрочем, Кристов-Бакарджиев провела и в буквальном смысле археологическую работу, откопав на чердаке дома Густава Мецгера, автора манифеста «саморазрушающегося искусства», его ранние, никогда не экспонировавшиеся рисунки. И вот теперь, изрядно пострадавшие от времени и ненадлежащего хранения, они демонстрировались в «Документа-халле» в витринах, накрытых светонепроницаемой тканью, подобно артефактам доисторической эпохи. Действительно доисторической с учетом того факта, что созданы они были еще до написания манифеста, с которым Мецгер и вошел в историю искусства. В своем роде археологические изыскания предпринял и мексиканский художник Марио Гарсиа Торрес, отправившись на поиски следов мастерской «Один отель» итальянского концептуалиста Алигьеро Боэтти, жившего в Египте в 1970-е годы. Художник снял об этом два фильма, которые и демонстрировались в одном из залов «Фридерицианума», главной площадки «Документы». К результатам «раскопок» можно отнести и ковры «Эфиопия» скандинавской художницы Ханны Рюгген, созданные в 1935 году и показанные вместе с «Герникой» Пикассо на знаменитой выставке «Париж-экспо» 1937 года. К «археологическим находкам» на нынешней «Документе» можно отнести и акварели одного из изобретателей компьютера, немецкого инженера Конрада Цузе, созданные в 1920–1960 годах. Важно то, что вся эта «археология» не только была представлена в качестве «интересных находок», но и параллельно являлась частью плетения других тем выставки. Впрочем, этот принцип распространялся не только на историческую часть.

Поскольку не то чтобы описать, но даже просто перечислить все проекты не представляется возможным и необходимым, далее вкратце лишь о тех из них, которые показались наиболее интересными и запоминающимися.

Первое, что встречает вошедших в «Фридерицианум», свежий бриз, гуляющий по белым пустынным залам — работа Райана Гандера, которую можно интерпретировать как угодно. Но в любом случае она оказывается хорошим «входом» на выставку, ее преддверием, настраивая восприятие на чувственный лад.

Зал, все стены которого сплошь увешаны, кажется, ученическими рисунками открыточного формата с изображением спелых яблок разных сортов, в первый момент повергает в недоумение. Но когда узнаешь историю, стоящую за этим наивным творчеством, забыть его уже не можешь. Корбиниан Айгер, баварский пастор, занимавшийся селекцией яблок, за открытую критику национал-социализма был заключен в концлагерь Дахау, где продолжил свои эксперименты по выведению новых сортов, называя их аббревиатурой KZ (от Konzentrationslager — концентрационный лагерь) и далее порядковый номер. С 1910 по 1960 год Айгнер сделал более 900 рисунков, документирующих процесс селекции. То есть здесь соединилось все: наука, искусство, судьба, творчество на грани смерти. Деревце KZ-3 (сорт, известный как корбинианское яблоко) было посажено собственноручно Каролин Кристов-Бакарджиев в парке Карлсауэ.

Еще одна находка куратора и еще одна судьба — немецкая художница еврейского происхождения Шарлотта Соломон. Двадцати шести лет от роду она погибла в 1943 году в лагере Аушвиц, будучи на пятом месяце беременности. В 1941–1942 годах она создала цикл акварелей (769 листов) «Жизнь? Или театр? Игра с музыкой», сопроводив рисунки текстами и нотами, рассказав историю своей семьи, в которой большинство женщин покончили жизнь самоубийством. Пластическая партитура Шарлотты Соломон, представляющая собой смешение реализма и экспрессионизма, потрясает своей пронзительностью.

Весьма впечатляет и масштабная жутковатая инсталляция французского художника алжирского происхождения Кадера Аттия «Реставрация» (или «Восстановление из западных в экстразападные культуры»). Полки стеллажей от пола до потолка заставлены книгами по анатомии, физиологии и искусству. Тут же хирургические инструменты и африканская деревянная скульптура, более конкретно — человеческие головы, реставрированные с помощью предметов, оставшихся от колониальных времен — пуговицами, осколками зеркал, лоскутов европейских тканей. На экране эти подвергшиеся, по сути, пластической операции скульптуры сопоставляются с изуродованными во время Первой мировой войны лицами раненых солдат, не менее грубо «отреставрированных» хирургами. Очень критичное, надо сказать, получилось исследование постколониального культурного пространства.

Художница из Лондона Гошка Макуга занимается институциональной критикой, столь популярной сегодня на Западе. Впрочем, самой художнице популярность приносит явно техника, в которой она работает, переводя черно-белые фотографии в гобелены. Результат весьма эффектен. В работе «Что есть, то есть. Чего нет, того нет» Макуга совмещает два изобразительных слоя — церемонию вручения премии Арнольда Боде в Касселе в 2011 году и банкет, устроенный обладателем премии художником Ромуальдом Хозуме в кабульском королевском дворце для чиновников афганского министерства и местной арт-тусовки. Совмещение двух столь разных миров — стоящие европейцы, возлежащие афганцы, «Фридерицианум» на заднем плане, гигантский, угрожающе возвышающийся над людьми змей — выглядит тревожно-сюрреалистично.

Художник и музыкант из Лос-Анджелеса Лин Фоулкс впечатлил не только своими работами — поп-артовскими трехмерными картинами-панорамами, но прежде всего сконструированным им музыкальным автомобилем, на котором сам автор играл на открытии.

Завораживающее впечатление произвела основанная на игре видеопроекций световая инсталляция индийской художницы Налини Малани «В поисках исчезнувшей крови» в «Документа-халле». Под саундтрек, в котором использованы композиции «Hamletmachine» Хайнера Мюллера и «Krapp’s last tape» Сэмюеля Беккета, а также рассказ индийского активиста Махасвета Деви о всевозможных социальных проблемах в Индии, в потоках света по стенам в круговом движении проплывают различные изображения — индийские божества, сцены из жизни, портреты конкретных людей, животных и т.д.

Одна из лучших работ «Документы» — инсталляция Сани Ивекович «Непокорные (Революционеры)» в Новой галерее. На стене два документа, вдохновившие художника и определившие концепцию проекта: список заключенных концлагеря Брайтенау с указанием причин ареста, где чаще всего встречается «нежелание работать», и фотография из газеты 1933 года, на которой запечатлено «показательное представление» нацистов — вооружившись плетками, они охраняют осла за колючей проволокой. Наглядное объяснение назначения концентрационных лагерей. В витринах плюшевые ослики, под каждым из которых табличка с именем какого-либо из «упрямых» революционеров — Мартин Лютер Кинг, Роза Люксембург, Владимир Ульянов, Олег Кошевой и т.д. То есть люди, которые не были в концлагере, но которым, по мнению нацистов, там место.

Из ряда «особо эффектных» здесь же, в Новой галерее, вытянувшаяся через весь зал инсталляция канадского художника Джоффри Фармера, состоящая из фрагментов старых журналов «Лайф».

В Оранжерее, где располагается Музей истории науки, в центральной башне (Планетарий), демонстрировался совершенно завораживающий фильм немецкого художника Джеронимо Фосса «Через звезды к вечности» о связи революций с космическими явлениями. Рассказ ведется от имени Луи Огюста Бланки, астронома, теоретика социализма и участника Парижской коммуны, и в чем-то напоминает теорию Гумилева о пассионарности. Этажом ниже, в зале, посвященном астрономии и астрономам, изысканные композиции на стекле этого же художника.

Парк Карлсауэ буквально нашпигован работами, разместившимися под открытым небом или в отдельных павильонах. Скульптура, объекты, инсталляции, аудиопроекты, видео — все это делало прогулку в парке весьма увлекательной. Именно здесь еще два года назад была установлена первая работа нынешней «Документы» — скульптура «Каменные мысли» Джузеппе Пеноне, определив один из тематических векторов предстоящей выставки — связь искусства и природы.

Интерактивный проект Педро Рейеса «Санаторий» имел своей целью психотерапевтический эффект. Заглянувшим в деревянный домик с террасами волонтеры в белых халатах предлагали набор оздоровительных услуг — укол от стресса, приступов депрессии, стаканчик фреша и прочее. Одну из террас заняло «Философское казино», в котором можно было получить ответ на интересующий вопрос, бросив ромбовидные кости с цитатами из трудов знаменитых философов — каждый ромб представлял отдельное философское направление.

Настоящее путешествие во времени предлагала звуковая инсталляция «Тысячу лет» Жанет Кардифф и Джорджа Бюра-Миллера. Из тридцати динамиков, закрепленных на верхушках деревьев, на зрителей, а точнее слушателей, устроившихся на пеньках в чаще Карлсауэ, обрушиваются сменяющие друг друга звуковые волны — пение птиц, рокот моторов летящих самолетов, завывание ветра, залпы салюта, чье-то прерывистое дыхание, оружейная канонада, органная музыка, лай преследующих добычу собак, шелест опавших листьев под ногами бегущего человека… Ощущение, что парк рассказывает истории, свидетелем которых ему довелось быть, заставляя публику вновь пережить их. Это можно сравнить с эффектом 3D с той разницей, что не картинка выходит в пространство, создавая у человека иллюзию присутствия, а звук.

Погружение в параллельную реальность предлагал и другой проект Кардифф и Миллер — «Видеопрогулка по старому железнодорожному вокзалу», который они представили в Главном вокзале. Но только в данном случае это происходило при помощи айфона и подключенных к нему наушников. Вставив в уши наушники и следуя доносящимся из них указаниям, зритель идет по определенному маршруту, видя на экране айфона не то, что в настоящий момент происходит вокруг него в действительности, а то, что когда-то здесь происходило или могло произойти. По сути, человек оказывается внутри чужой истории, наполовину реальной, наполовину вымышленной, не имея возможности ни воздействовать на нее, ни участвовать в ней.

В парке Карлсауэ в небольшом павильончике разместила свою инсталляцию «Being of mother is bone» художница из России Александра Сухарева. Отдающая мистицизмом мини-малистичная работа отсылает к шаманистскому обряду инициации. Здесь же в парке находился и павильон группы «E-flux» с проектом «Time/Bank», поддержанный «Stella Art Foundation».

Было также несколько проектов с собаками (или для собак), которые мне понравились уже хотя бы в силу моей симпатии к этим животным.

Как говорилось, описать все проекты (даже понравившиеся) невозможно. Их и отсмотреть-то все сложно (во всяком случае, мне это не удалось) — для этого в Касселе надо было бы прожить как минимум неделю, а еще лучше все 100 дней работы форума. Поскольку кроме авторских проектов в программе «Документы», несмотря на то что куратор объявил выставку «неантропоцентрической» и «нелогоцентрической», были предусмотрены лекции, дискуссии, конгрессы, перформансы, спектакли, кинопоказы, концерты. Словом, расписаны все 100 дней кассельского форума.

Что же касается «системного эффекта», который должен возникать в результате холистического подхода, то с наибольшей очевидностью он явил себя в Ротонде «Фридерицианума», где разместилась инсталляция, названная Кристов-Бакарджиев мозгом всей выставки. Зал до отказа заполнен произведениями искусства, фотографиями, документами, пострадавшими во время войны музейными экспонатами и прочими артефактами. Был здесь и знаменитый снимок 1945 года: Ли Миллер, подруга и ученица Ман Рэя, моется в ванной Гитлера, а рядом на коврике грязные ботинки, в которых Миллер ездила в лагеря смерти, будучи военным корреспондентом. Тут же в витрине «почеркушки» Рэя и его метроном с вырезанным из фотографии глазом Ли на острие стрелки. Полотенце с инициалами Гитлера и пудреница Евы Браун. Картина Моранди, как известно, воевавшего в Первую мировую, и шкаф, в котором красуются вазы, такие же, как на полотне Моранди, а также книги о Шардене и Сезанне, оказавших сильнейшее влияние на итальянского художника. Объекты из бейрутских музеев и рассказ на стене про афганского реставратора, который в конце 1990-х — в пору фундаменталистского иконоборчества — спас от уничтожения множество картин, закрасив изображения людей и животных. Фигурка крестоносца и рисунок вьетнамского художника, сделанный во время войны. Все это вместе складывается в зыбкое повествование о войнах, судьбах художников и месте и роли искусства в этих войнах.

В сущности, «Документа» периодически напоминала некий сборник новелл. Истории, стоящие за работами, иногда оказывались сильнее самих работ. Впрочем, возникала и другая ассоциация — клумба. Но не привычная нашему глазу классическая клумба с цветами, высаженными орнаментом. А та ее разновидность, что в последнее время становится все более популярна в Европе: как бы заросший бурьяном цветник, где соседствуют розы и полевые ромашки, клематисы и чертополох, колокольчики и гвоздики — этакое многоцветье, порожденное совместными усилиями человека и природы. От всего этого отдает легкой степенью безумия, нелогичности и одновременно неожиданным обаянием. Кстати, первая, «Документа» проходила в рамках садоводческой выставки. И возможно, неслучайно среди проектов тринадцатой «Документы» оказалось много всякого рода клумб.

Каролин Кристов-Бакарджиев многие ругали за отказ от концепции, сумбурность кураторского высказывания и еще много за что. Но были и те, кого нынешняя выставка порадовала. В любом случае она сохранила репутацию «Документы», как экспериментальной площадки.

Фото: Ирина Сосновская, Петр Радимов

ДИ №5/2012