Перформанс «Final Cut» дуэта Цапли и Глюкли (группа «Фабрика найденных одежд»), приуроченный к выходу каталога художниц, стал не только отсроченным постскриптумом к их прошлогодней выставке в ММОМА, но и обозначил новый этап в жизни коллектива, фактическое руководство которым теперь перешло к Глюкле (Наталья Першиной-Якиманской), в то время как Цапля (Ольга Егорова), одновременно входящая в платформу «Что делать?», больше сил отдает второму проекту.
Фото: Валерий Леденев
|
В одном из залов музея на Петровке развернулось действие, соединившее все нити, тянущиеся с момента возникновения группы. Перформанс начался с показа фильма «Записки идеальному возлюбленному» (1996), в котором художницы рвут старые платья. Платья — вообще наиболее частый «персонаж» «Фабрики». Одежда сама по себе — символ многозначный, и в своих проектах группа, использует, казалось бы весь его семантический ряд. Старое («винтажное») платье — символ защиты, но одновременно проявляет уязвимость (что может быть беззащитнее человеческого тела в длинной тонкой рубашке?), платье выдает социальную и культурную принадлежность и является носителем памяти (люди часто ассоциируют события с деталями гардероба, которые были на них надеты). Объекты ФНО нередко становились атласом жизни тела, покрываясь «вышивками» вроде сердца, кровеносных сосудов и прочими физиологизмами.
После демонстрации фильма художницы, поприветствовав публику, взошли на небольшую сцену и сели на стулья, развернутые спинками друг к другу. Зазвучала запись их диалога, в котором они объясняли происхождение следующей детали перформанса — мотков бечевки, которой их (а заодно и других приглашенных участников, стоявших вокруг сцены) тут же начали обматывать волонтеры. «Связаны вместе» — совместность всех действий всегда была для художниц основной. В 1995 году с дружного прыжка в Зимнюю канавку (акция «Памяти Бедной Лизы») началась жизнь группы; взявшись за руки, в 1997-м Глюкля и Цапля переходили пешком чешско-немецкую границу («Нелегальный переход границы между Чехией и Германией»). Использованная в перформансе веревка, как выяснилось по ходу рассказа, принадлежала матери одной из художниц, она осталась от производства текстильных изделий. Большие запасы «сырья», казавшиеся ненужными, пригодились для нового художественного произведения.
Нити — это эмоциональные связи, метафора воздействия (движение каждого из «обмотанных» участников перформанса таким образом невольно заставляло двигаться и соседа). Эмоциональная составляющая в работах «Фабрики», часто построенных на чужих нарративах и историях, вообще довольно сильна. Длительность во времени позволяет погрузиться в повествование и живее ощутить тонкие нюансы. В акции «Final Cut», стоящие вокруг художниц остальные участники перформанса рассказывали непридуманные любовные истории из собственной жизни (исключением стал разве что поэт и литературный критик Александр Скидан, поведавший эпизод из завораживающей истории любви писательницы Маргерит Дюрас и актера Яна Андреа), действие нарратива проявилось с большей силой.
Как рассказала автору этой статьи Глюкля, для художниц здесь (как, впрочем, и во многих других вещах) важно было не столько высказаться самим, сколько позволить это сделать другому, непосредственно предоставив ему (или ей) такую возможность. Не только в свете критики «представительства» (к институту представительской демократии художницы, исповедующие левые взгляды, едва ли испытывают доверие), когда за «правильными» словами скрывается нежелание видеть настоящие проблемы, но и потому, что силу человеческой искренности сложно игнорировать.
Структура перформанса, казалось бы, уже задавала определенную оптику с основными смысловыми координатами «Фабрики». Не менее интересным, однако, в работе было то, что фактически читалось между строк. Личный взгляд участников оказывается невероятно внимательным, вдумчивым и глубоким. Их отношения с близкими — не только итог стечения обстоятельств, но и результат ответственного жизнестроительства, ценностного и этического выбора. Подобная позиция, казалось бы, распространяется далеко за пределы отдельной частной жизни и оказывается верным для окружающего мира в целом: ты отвечаешь за каждый сделанный шаг и каждое сказанное слово. В условиях усиления патриархальной риторики, новой волны общественного консерватизма и растущего интереса государства к личной жизни своих граждан ответственному персональному выбору практически не остается места: его активно стремятся заменить множественными необходимостями и долженствованиями, новыми (а на деле актуализировавшимися старыми) предрассудками, социальным прессингом и чувством страха.
Личная жизнь, отношения с близкими в случае ФНО, конечно же, не «башня из слоновой кости» и не плод «осознанной необходимости». Это живая субстанция, переживающая непрерывные метаморфозы и сеющая вокруг себя ростки будущих изменений. Многие участники, что примечательно, не мыслят свои отношения в строгих фиксированных рамках, будь то традиционная семья или нет. Формы человеческого общежития подвижны, изменчивы, а не зацементированы. Они не ограничиваются набором стандартных категорий (моно- / полигамия, гомо- / гетеросексуальность), но существуют во множестве переходных форм, нюансов и полутонов, преодолевающих любые барьеры. Не для того чтобы нарушить запреты, установив тем самым новые, но дабы расширить представление о границах нормы. О разнообразии той самой роскоши, которой является человеческое общение.
ДИ №2/2014