Структура ярмарки, выстроенная ее бывшим куратором Сэмом Келлером, осталась и в этом году неизменной. Основной сектор — «Art Galleries», где собраны галереи, определяющие главную интригу события, был в этом году представлен 300 участниками из 36 стран. От России, как и в прошлом году, участвовала одна галерея — «Риджина». Вернулись практически 99% участников прошлого года, однако появились и новые интересные игроки, прежде всего галереи из Нью-Йорка «Miguel Abreu Gallery» и «Maccarone», «Thomas Dane Gallery» из Лондона и пекинская галерея «Long March Space».

Пожалуй, главным ньюс-мейкером в этом году оказалась лондонская «Marlborough Fine Art», выставившая абстракцию Марка Ротко «Без названия». Сразу несколько участников представили живописные и графические работы неоднократно возвращающихся в Базель Пабло Пикассо и Энди Уорхола, Хуана Миро, Фрэнсиса Бэкона, Макса Эрнста. Галерея «Thomas» (Мюнхен) показала прекрасную ретроспективу немецких экспрессионистов объединения «Мост», Эмиля Нольде, Отто Мюллера, Эрнста Людвига Кирхера. Одними из важных лотов стали работы Герхарда Рихтера «A.B Courbet» и Сая Твомбли «Холм».

Почти во всех новостях в дни проведения ярмарки отмечалось, что, невзирая на крайне нестабильный и «пасмурный» климат мировой экономики, уже в первые дни базельских событий главные участники проявляли себя вопреки ожиданиям. В искусство продолжаются очень крупные инвестиции. «Искусство всегда портативно, ликвидно и может переводиться в разные валюты», — отмечает Эндрю Фабрикан (Andrew Fabricant), директор «Richard Gray Gallery». Как же художественный рынок отреагировал на экономический климат и чем Базель в этом году привлек коллекционеров? Традиционно в трудные времена покупатели отходят от своих менее предсказуемых современников, тех, кого еще не рассудило время, предпочитая вкладывать «в прошлое». И три последних года «Арт-Базель» отчетливо демонстрирует эту тенденцию. Однако найти работы начала прошлого века, прове-нанс которых может быть с уверенностью подтвержден, сегодня все сложней. «Конкуренция за такие вещи высока как никогда, — утверждает Эдвард Тайлер Нахэм, владелец галереи «Edward Tyler Nahem Fine Art» в Нью-Йорке. — В результате наиболее значимые работы мастеров довоенного периода, так же как ведущих представителей абстрактного экспрессионизма, поп-арта и школы минимализма, появляются крайне редко». Подтверждение этих слов — огромный интерес, наметившийся к 1980-м. С одной стороны, нас с этой эпохой разделяет некоторый воздух, дистанция уже успела выровнять неизбежную энтропию, возникающую при соприкосновении с еще не остывшей современностью, и способствующую более хладнокровной и объективной оценке. Об этом говорят и сами галеристы. «Сейчас в поле нашего внимания Мэлвин Эдвардс, который в Америке стал привлекать к себе все больше внимания, — поделился Дэвид Кабрера (David Cabrera), совладелец “Alexander Gray Gallery”. — Вокруг имен, появляющихся в этот период, меньше безумства и исключительно спекулятивных поку-пок, так что все больше коллекционеров стали приглядываться к периоду 1970–1980-х, намереваясь стать первыми бенефициарами». Среди других значительных примеров — работа Марка Вэллингера «Gnomic Verse» (1987) представленная галереей «Anthony Reynolds» и фотографические портреты «Сlegg & Guttmann’s» (1981), галерея «Christian Nagel». Прошлое выступает не только в подлинниках, но и художественных парафразах современности. Лиза Шифф, арт-консультант из Нью-Йорка, отмечает, что это тоже стало отчетливой тенденцией, отраженной в Базеле. «Это классика, в которой есть концептуальная потаенная дверь», — говорит она. Один из ярких примеров — два автопортрета Франческо Везолли в образе римских императоров, выполненных в технике старых мастеров как диалог с односюжетными полотнами XVII века, и картина Фабриса Семайна «Над Эросом и Танатосом».

Еще одним наметившимся трендом стала минималистская живопись. «Мы начали с Агнес Мартин и заметили, как эти полотна, бледные, наполненные тишиной и молчанием, пользуются все большим интересом», — отметил Роберт Мнучин, партнер «L&M Arts». При внимательном взгляде на совсем свежие работы ловишь себя на мысли: мы по-прежнему играем в превращения и умножения смыслов. Рукотворный рисунок имитирует всевозможные ультрасовременные печатные и компьютерные техники. Их скрупулезно воспроизводят и в масле, как, например, в работе Семена Файбисовича «Left Behind». Эта же тема преломляется в «Art Unlimited» — разделе, где с 2000 года экспонируются крупные формы, которые гипотетически могут либо стать приобретениями музеев, либо заинтересовать коллекционеров с музейными амбициями.

Именно здесь зритель проникается подспудным авторским ощущением: нет никакой уверенности в том, что мы не обманываемся, принимая лишь отражение за подлинник. И может быть, то, чему мы так уверенно дали имена, таковым не является. Вы уверены, что это настоящее, «с розовым мясом», а не искусный дубликат? Вопрос словно витает по всему огромному пространству, где в этом году выставлено значительно больше арт-объектов. Стекла, зеркальные отражатели, темнота бесчисленных экспозиционных комнат, в которую надолго погружают зрителя и где в постепенно рассеивающейся мгле всегда о-разному преломляются предметы. Этот бесконечный театр теней — совершенно набоковская игра в двойников — невольно обретает здесь особый смысл.

Об этом, как кажется, и работа группы художников из Дели («Raqs Media Collective») «Revoltage» («Перенапряжение») — огромная подсвеченная композиция в виде множества ламп. Во времена, когда демонстрации гремят на площадях городов мира, свой проект авторы называют «предположением о том, что эта необыкновенная, ослепительная яркость наших дней — лишь сачок, в который мы так легко попадаем.

Воинствующая же энергия, которая живет в форме этого животного, бесформенного потока, не имеет имени и отказывается это имя обрести». «Перенапряжение» превращается в некую картинку, которую мы неожиданно видим, закрывая глаза, уставшие от потока яркого света. И на наших веках возникает другой мир. Отчасти о том же — возможности с такой легкостью оступиться в дробящихся мирах и даже не почувствовать этого — и работа Николая Олафа «Some Proposale to Answer Important Question» («Некоторые попытки ответа на важные вопросы»). В темном, наполненном звуками пространстве возникает образ одинокого фонаря, который вдруг начинает двигаться по вертикальной оси зеркального столба, спорадично и, как кажется, бессмысленно разворачиваясь в разные стороны. Эту оживленную форму сам автор называет «шизоидным симбиозом современной кинетической машины и непреодолимого человеческого субъективизма».

«Primitive» — работа швейцарского художника Уго Рондиноне представляет собой изображение стеклянных часов без стрелок и 59 птиц, разбросанных в разных позах, поверхность которых имитирует отпечатки человеческой руки. Эта почти прямая метафора попытки художником остановить невозможное — текущий момент, «мой рабочий процесс», как говорит автор, снова оказывается желанием защитить живое и горячее. То, что на миг было узнано как живое. Зафиксировать его и сохранить, вычленив из антонимического ряда. Дать ему имя и не обмануться. «Но что оно, это живое?» — невольно спрашиваешь себя, погрузившись в пространство этих работ, одновременно осознавая, как легко потерять такую неявную дихотомию между ним и его имитацией, доведенной подчас до совершенства. Принимая неживое за живое. И наоборот.

Фото: Роланд Вайесмюллер

ДИ №5/2012