Лю Болинь — человек-невидимка

Фотограф снимает себя в городских ландшафтах, используя разные способы «мимикрии», и чаще всего шрифт. Информация в городской среде не только часть декора, но прежде всего идеологическая составляющая Пекина. По образованию Лю — скульптор, окончил Академию изящных искусств Шаньдуня, а потом 10 лет искал свой путь в искусстве. Нашел в фотографии, став «человеком-невидимкой» и своего рода «человеком-перформансом», который не только фотографирует, но и «бунтует». Его активная позиция против подавления индивидуальности в китайском обществе выражена именно таким образом. Он замаскировался под китайский флаг, вмонтировался в стену, спрятался в разрушенном доме или слился с ярким граффити, он часть бульдозера или локомотива. А еще он снимал свой проект в Европе и тоже как человек-невидимка — в Италии, Франции, Англии. Может быть, так и нужно жить в нашем мире, как-то незаметно для других. Из чувства самосохранения. Все это называется концептуальной фотографией. Художник утверждает, что уникальность определяется сегодня тем, насколько оригинальна твоя концепция видения мира. Отлично придумано.

Ли Фридландер. Америка. Взгляд из машины Новые машины. 1964

Социальный пейзаж — актуальная тема в фотографии 1960-х. Среди известных «социальщиков» наряду с Гарри Вайнограндом и Дианой Арбус — Ли Фридландер. Он снимает Америку из окна автомобиля. Путевой дневник фотографа, который исколесил 50 штатов. Дороги в США — понятие культовое. Страна большая, поэтому коммуникации по шоссе и автобанам для среднего класса — самое привычное дело. Провинциальный американский мир, который запечатлел фотограф на средства модного журнала «Harper’s Bazaar», никак не могли стать background новых машин Pontiac и Cadillac. Снимки не были использованы в «глянцевой рекламе», хотя фотограф и получил гонорар. Серия «Новые машины. 1964» стала своего рода первой частью цикла «Америка. Взгляд из машины», в которой около 200 фотографий, сделанных в 1992–2009 годах. В 1960-х это стало «бом-бой», в начале нового тысячелетия разве что имя великого фотографа утешительно. Довольно скучное зрелище — бесконечные бензоколонки, придорожные магазинчики, мотели, церкви, кладбища, кукурузные поля и каньоны. Унылые картинки должны свидетельствовать о состоянии общества, впавшего в экзистенциальное одиночество. «Взгляд из машины» напоминает иногда коллаж. Не сразу можно понять, где отражение в зеркале заднего вида, а где настоящая картинка, а благодаря попадающим в кадр очертаниям руля и приборной панели самый простенький пейзаж выглядит сложносочиненной конструкцией. И тогда начинает казаться, что все в этих снимках неслучайно, и не просто так, хотя Ли Фридландер всю жизнь делает то, что приходит в голову всем любителям снимать и рулить — фотографирует из окна автомобиля.

Бернар Плоссю. Из Калифорнии в Нью-Мексико. Юго-Запад Америки. 1966—1985

Америку полюбил французский мальчик Бернар Плоссю, а первая любовь, как известно, остается в сердце навечно. Представленные работы — честная черно-белая пленочная фотография. Кадры, напечатанные старым добрым ручным методом, оттого и маленькие, рассчитанные на «интимное смотрение». Автор был молод, влюбчив, например, полюбил Элвиса Пресли и вестерны. Приехал в США, стал путешествовать и фотографировать. Получилось что-то типа road movie. Получилось хорошо. И очень «по-европейски», потому, что ни один американец не станет величественные прерии представлять форматом «пыль на столе», где вожди апачей Кочиса и Джеронимо могли быть только игрушечными. Широкие и просторные ландшафты стали крошечными, поэтому смешными. Плоссю вернулся в Европу в 1985-м. Остались любовь и тысячи негативов — сага о «диком Западе», американская красота по-европейски.

Мирослав Тихий. Художник с плохой камерой

Чешский фотограф, певец треш-эстетики. Долгое время никто не знал, что старик в лохмотьях создает шедевры постмодернизма. Он мастерил фотоаппараты из мусора, и этими омерзительными на вид устройствами, сделанными из картонок от закончившейся туалетной бумаги, фотографировал женщин. Теперь это «наивное искусство» показывают в лучших фото-галереях и покупают незадешево. Кроме того, Тихий фотографировал всякой самодельной «дрянью», не задумываясь, собственно, о результатах и получая истинное наслаждение от творческого процесса. Ему не нравились никакие порядки, уж тем более социальные. Сын вполне обеспеченных родителей, студент-отличник Пражской академии искусств, он предпочел сойти с ума, избежав тем самым правильного будущего нового социалистического человека. В 1950–1970-е Тихий чередует жизнь в психиатрической больнице с заключением в тюрьме. Мастерскую у него отобрали, но, по счастливому стечению обстоятельств, художник уже исчерпал интерес к живописной абстракции. Появился новый — фотография. Беспорядок и хаос стали его программой, концепцией жизни и творчества. Неаккуратно оторванная фотобумага, брак при проявке и печати, коробление от сомнительного клея, который использовал художник, монтируя работы на паспарту, от руки рисуя рамку, оставляя следы грязных пальцев, помятости и царапины. А потом все в коробку и никакой заботы о ее дальнейшем существовании. Большинство работ сняты в 1970–1980-е годы. Но это лишь приблизительно, так как даты, хронология — это уже ненавистный порядок. Независимость Тихого распространялась от пренебрежения ко всем социальным нормам до отрицания всех возможных удобств, в том числе профессиональных: камеры из подручного материала, во дворе собранная из досок, оторванных от забора и скрепленных листом железа «фотостудия»… И в творчестве «скромная тема» — женщины. Он просто за ними наблюдал и фотографировал издалека, стараясь остаться незамеченным. Заметным Мирослав стал после «неожиданной выставки», организованной знаменитым куратором и теоретиком современного искусства Харальдом Зееманом на Биеннале в Севилье в 2004 году, тогда Тихому было 78 лет. За ней последовала ретроспектива в Кунстхаусе в Цюрихе, после чего его патологические фотографические картинки стали демонстрировать во многих крупнейших выставочных залах мира — Нью-Йорке, Берлине, Антверпене, Лондоне и Париже. И вот теперь их можно было увидеть в МАММ. Нищий опустившийся старик, безобразный, святой юродивый, тихий страдалец, вуайерист. Не получается рассматривать картинки в отрыве от персонажа. Фотографии были повсюду в его доме — пыльные, грязные, частично порванные и попорченные крысами. А теперь в рамах на белоснежной стене. Некоторые снимки настолько нравились Мирославу, что он спал с ними, ел, ставя тарелку прямо на них, не в силах оторваться от созерцания. Созерцайте теперь зрители! Мы живем в таком дефиците талантов и искренности, что эти «каляки-маляки» принимаются как откровение. А Тихий все еще живет в той же маленькой деревушке, где родился в 1926 году.

Мартин Парр. Последний приют. Фотографии Нью-Брайтона. 1983–1985

Представлено его знаменитое цветное эссе об английском обществе эпохи Маргарет Тэчер. Мартин Парр начал работать над этим проектом в 1982 году, переехав с женой Сьюзи в Ливерпуль. Купил камеру «Plaubel» и отправился в соседний захудалый городишко Нью-Брайтон, где в середине 1970-х уже снимал черно-белые фотографии. Тогда они воспринимались как «художественные». Цвет был уделом любителей и коммерции. Парр стал ездить на этот курорт каждое лето с 1983-го по 1985-й и фотографировать новой камерой в новой для себя манере — используя вспышку днем. Неожиданно проект получился «критическим». Англия вновь стала великой державой — так утверждало правительство. В Ливерпуле, в одном из беднейших городов, эти слова звучали не очень убедительно. Но даже на фоне нищеты люди продолжали заниматься домашними делами, ездили на море, играли с детьми, ели мороженое. Красочная банальность существования. Цветная бедность лишилась черно-белой правдивости и стала вдруг комичной. Фотограф тоже не был богат и печатал «контрольки» на более дешевой черно-белой бумаге. Из экономии. Такой вот конфуз: серия, которая теперь считается этапной в истории цветной фотографии, создавалась без оглядки на цвет! Цвет оказался просто «бонусом»! Более того, Парр не осознавал себя в те далекие 1980-е низвергателем основных аксиом документальной фотографии: снимать на черно-белую пленку и относиться с участием к тем, кого снимаешь. Взгляд Парра не назовешь ни сочувствующим, ни осуждающим. Ироничным, быть может, как иначе относиться к будничной пошлости. Давайте тогда улыбнемся не без горечи, с оглядкой, например, на наше Подмосковье где-нибудь в Бухте радости прошлым летом или будущим.

Уолтер Розенблюм. От всего сердца

Эта выставка — послание фотографа всем нам от всего сердца, своего рода пожелание быть добрее, сердечнее, гуманнее не только к миру, но и к самому себе.

Ретроспектива классика американской документальной фотографии Уолтера Розенблюма (1919–2006) была уже представлена в России в нескольких городах: Екатеринбурге, Челябинске, Санкт-Петербурге, Новосибирске и др. В Москве она демонстрировалась в рамках фотобиеннале в Новом Манеже. Проект также включен в программу мероприятий «American Seasons». Работы в экспозиции представлены сериями: «Питт-стрит» (1938), «Война» (1944), «Беженцы из Испании» (1946), «Восточный Гарлем» (1952), «Гаити» (1957), «Европа» (1973). Именитые кураторы — Наоми и Нина Розенблюм — жена и дочь фотографа. Коллекция снимков принадлежит семье фотографа. Все, кто когда-нибудь изучал историю фотографии, обращались к книге Наоми Розенблюм — «World history of photography». Нина Розенблюм, режиссер-документалист, дважды номинировалась на «Оскар», ее фильм «Уолтер Розенблюм: в поисках Питт-стрит» показывали в рамках выставки.

Уолтер Розенблюм снимал повседневную жизнь бедных районов и войну. Нижний Ист-Сайд — кварталы, населенные иммигрантами из Восточной Европы, там прошло детство. Тема в духе Риса и Хайна вполне социальная, но не «острая», а по-европейски сочувственная. Американские довоенные фотодокументалисты снимали главным образом затем, чтобы поговорить о серьезных вещах. Европейцы по-доброму, иногда даже иронично смотрели на мир, включая его проблемы, и, несмотря ни на что, всегда стремились превратить документ в искусство. Розенблюм оказался где-то посередине. Он гуманист-профессионал и человек хороший. Почему-то кажется, что он любил не только свое дело и тех, кого снимает, но и даже зрителей. В 17 лет фотограф познакомился с Полом Стрендом, преданным единомышленником которого оставался последующие несколько десятилетий, чья эстетика оказалась довольно близкой Уолтеру.

Вторая мировая война, 25-летний Розенблюм — военный корреспондент. В 1941-м он сфотографировал высадку союзных войск в Нормандии, снимал освобождение Дахау, беженцев, заслужил награды. После войны вел активную преподавательскую деятельность, курировал крупные международные выставки, в том числе ретроспективу Льюиса Хайна, о котором дочь Уолтера Нина сняла в 1984-м документальный фильм, получивший специальный приз жюри в «Сандэнсе». В 1950-х продолжил социальные исследования в Восточном Гарлеме, теперь «проблемная тема» нашлась именно здесь. Через 30 лет реализовал еще один значительный проект, посвященный жителям Южного Бронкса. Розенблюм получил за него достойную награду — Guggenheim Foundation Fellowship. В 1998- м фотограф достиг вершины мирового признания — International Center of Photography в Нью-Йорке оценил все его выдающиеся достижения. Последнее десятилетие жизни фотографа отмечено повышенным вниманием к его персоне: о нем стали много говорить и чаще выставлять. Стивен Спилберг спродюсировал документальный телефильм «Shooting War», в котором Том Хэнкс брал интервью у Уолтера Розенблюма. Безусловно, Спилберг не обошелся и без его военных фотографий, снимая «Спасти рядового Райана».

Гарри Груйер. Москва. 1989–2009

Агентство «Magnum Photos» известно своей бесстрастной черно-белой документалистикой. Груйер же всегда работал в цветных журналах и не хотел изменять привычке. К тому же он вообще не снимал тогда репортажи. Но знаменитое агентство приняло его на работу.

В Манеже представлена серия «Москва. 1989–2009». В СССР фотограф был впервые в 1969 году, всего несколько дней. Тогда он мечтал увидеть здесь коммунизм, не найдя, отправился в Ташкент снимать кино. В 1989-м «перестроечное общество» было так придавлено своей смелостью, что больше не понимало, как жить дальше, впав в коматоз от свободы и голода. Груйер приехал в Москву вместе с Йозефом Куделкой и провел здесь почти месяц. Прошло еще 10 лет. В 2009 году, став столицей общества потребления, Москва расцвела рекламой, не заботясь о красоте и вкусе. На смену вылинявшим цветам конца 1980-х пришла вульгарная цветная «глянцевая» жизнь, и снова коматоз, теперь от свободы, которая, после того как все наконец-то наелись досыта, оказалась не очень-то и востребованной. Груйер называет себя антигуманистом, его мало интересует человек, скорее места его бытования. Москва, куда он возвращается и возвращается, для фотографа не менее экзотична, чем Марокко или Египет, откуда он только что приехал. Фотограф не испытывает никаких иллюзий, просто снимает, опровергая концепцию картье-брессоновского решающего момента. Нет у Груйера никаких решающих моментов. Ему на физическом уровне нравится фотографировать. Выходит красиво. На вопрос корреспондентов, изменилась ли Москва за последнее время, он отвечает, чуть поразмыслив, что, пожалуй, мало: для «русской души» «по-прежнему нужен царь или диктатор». А говорил, что его не интересуют люди.

Стивен Шор Удивительные места

Он «разрешил» цвету быть документальным, как Эгглстон и Парр, убеждая всех, что таким образом фотография сделается актуальным искусством. Убедил — первая персональная фотографическая выставка живого автора в МОМА! Цветная жизнь вдруг стала выглядеть не как реальность, а как глянцевый разворот. Зритель привык видеть в цвете только рекламу и моду, может быть, еще домашние фотокарточки. Удивительным образом работы Шора близки к поп-арту. Но он ведь дружил с Энди Уорхолом. А еще он выставил студийную камеру на улицу. Снимал ею документальный жанр, а получались эпические полотна про жизнь в Америке, будь то Массачусетс, Флорида или Мичиган. Нью-йоркский парень исколесил страну на раздолбанном старом седане, фотографируя все, на чем останавливался глаз. Он назвал свою серию «Удивительные места», что звучит как рекламный слоган. Но не ждите картинок из туристических проспектов. Дешевые мотели, кинотеатры, автозаправки, пустыри и задворки — одним словом, «одноэтажная Америка» для не самых состоятельных. На эту американскую красоту Шор взглянул так, будто увидел впервые. А сегодня нужно смотреть еще и с пиететом к истории фотографии. Шор не просто снял цветные картинки — с тех пор цвет стал атрибутом художественного языка. Фотографировал с той степенью достоверности, с тем эффектом присутствия в реальности, который достигается только большими широкоформатными камерами, которыми можно снимать только со штатива. С 10 лет он был очарован книгой Уокера Эванса «Американские фотографии». И вот его удивительный ответ мастеру. Интерес к «стандартам» общества потребления, который «раскрутили» поп-артисты, Шор применил к фотографии, превратив любительский жанр в эпохальный, получивший название «новая документалистика».

Владимир Мишуков Интерьер. Натура. Павильон

Фотографии со съемочной площадки фильма Андрея Звягинцева «Елена» — специально для любителей посмотреть, как снимается кино. Актер Мишуков (в 1995 году он окончил Российскую академию театрального искусства по специальности «Актер театра и кино») доверил фотографу Мишукову показать «кухню» процесса. Звягинцев и Мишуков обрели друг друга еще на фильмах «Возвращение» и «Изгнание». Теперь новый фильм и новая работа фотографа. Актеры в кадре и за кинокадром. Площадка. Съемка. Атмосфера. Обстоятельства.

Декорации. Случайные люди. Многое зафиксировала камера. Но зачем? Ведь, как известно, лучше один раз увидеть, чем один раз посмотреть. Магия кино и фотографии — остановленное время. Выставка, как и фильм, требует своего зрителя. Вообще, Мишуков снимает разное, и одинаково успешно. Без сомнения, он трижды заслужил «Серебряную камеру», в 2002– 2004 годах в номинациях «События и повседневная жизнь», «Архитектура», «Лица». В профессиональном мире это прецедент, но простой зритель увидел его фотографии в кино. И как-то сразу они производили «нужное» впечатление. Первый раз в фильме «Возвращение». Они буквально вросли в визуальную ткань повествования, до сих пор кажется, что без них фильм потерял бы что-то. И теперь «Елена». Тот же эффект. Формально Мишуков не профессионал, он «любитель» и очень гордится этим обстоятельством, потому что любит фотографию. Это важная часть его эстетики. Без нее нет феномена Мишукова. И еще он любит кино и свою семью, и Звягинцева, и нас с вами, несмотря на ответные чувства.

ДИ №4/2012