Писатель Анатолий Рясов и философ Петр Сафронов обсуждают электронное книгоиздание в контексте проблем семиотики и социологии.

Анатолий Рясов. Тема электронных и бумажных книг имеет странную особенность: она уже успела многим наскучить, но разговор, кажется, даже не успел начаться. Или, вернее, он почти всегда начинается с середины: форматы противопоставляются друг другу до того, как была продумана разница между ними. Как если бы главное различие пролегало в области личных предпочтений вроде радости от размещения в планшете Британской библиотеки или отсутствия необходимости ставить на подзарядку томик Платона. Помимо спора «ретроградов» и «новаторов» существует еще один, на мой взгляд, куда более важный вопрос, который можно определить как семиотическую разницу. Я полагаю, что особенности восприятия текста на бумаге и на экране не идентичны. Книги и электронные устройства принадлежат к разным культурным кодам, каждый из этих носителей имеет свои пределы возможностей. И прежде чем приобретать новую версию ридера или из принципа читать книги только в библиотеках, кажется, стоит осмыслить эти пределы. Впрочем, здесь сразу возникает множество вопросов. Какие способы взаимодействия с текстом возможны и невозможны в каждом из рассматриваемых случаев? Насколько быстрый доступ к большому количеству информации способствует (или, наоборот, мешает) ее усвоению? Где граница между личным выбором читателя и маркетинговыми стратегиями издательств или компаний, производящих планшеты? Насколько вообще уместен вопрос о необходимости выбора в пользу одной из форм?

Петр Сафронов. Мне кажется, для начала надо установить различие между двумя подходами к печатному и электронному книгоизданию. Мы можем рассуждать об этом «изнутри» процесса чтения, обращаясь именно к опыту чтения как такового, и тогда для нас важным будет восприятие текста. И можем говорить «извне», то есть так, чтобы опыт чтения не принимался по умолчанию за отправную точку. Электронная и печатная книги допускают разные способы обращения с собой. В одном случае я могу делать подчеркивания карандашом, писать на полях. В другом пока нет. Что это значит? Может быть, то, что для меня важна не столько печатная книга сама по себе, сколько облако моих привычек, действий, соотнесенных с печатной формой книги? Тогда, выбирая в пользу печатной книги, я выбираю свои сложившиеся привычки. Личные предпочтения все-таки нельзя совсем вынести за скобки. Хотя, пожалуй, не совсем точно говорить именно о личных предпочтениях. Разве не влияет на выбор разница поколений, разница культурного окружения? Семиотическая разница конвертируется в разницу социологическую. Какой вопрос предлагает нам социологическая перспектива? Я полагаю, вопрос об условиях возможности чтения. Такого чтения, для которого разница печатного и электронного опознается как существенная, точно так же, как когда-то значимой для чтения была разница между книгами, изданными в старой и новой орфографии, а еще раньше — между рукописными и печатными книгами.

Анатолий Рясов. Да, чтение с экрана вполне вписывается в модель перенасыщенного техникой общества, в котором на место мышления приходит обмен информацией. И в этом случае рубеж проходит уже не между ридерами и книгами, а между поверхностным и глубинным знанием. Дело, конечно, не в том, что все содержащееся в книгах по определению серьезно, а в планшетах — легкомысленно. Но сложно отрицать, что планшет и ридер — приметы новой социально-политической ситуации, выстраивающей иную систему координат: изобилие гиперссылок, мельтешение курсора по экрану, предпочтение коротких текстов длинным. Еще Хайдеггер отмечал, что машинная техника всегда будет требовать производства нового оборудования. И необходимость «идти в ногу с прогрессом» становится едва ли не более важной, чем понимание сущности прогресса. Если сравнить происходящее в области чтения со сферой звукозаписи, то наблюдаются схожие тенденции. Многие аранжировщики, не имевшие опыта работы в студии, тем не менее всерьез уверены, что миди-синтезаторы вытеснили симфонические оркестры; изобилие плагинов и возможность бесконечно вносить правки в фонограмму часто лишь способствует погрязанию в деталях; в свою очередь, слушатели все больше теряют интерес к музыкальным альбомам, предпочитая им отдельные треки в режиме shuffle. Более того, просто сидеть перед колонками и слушать музыку сегодня кажется все более странным, куда чаще она оказывается аккомпанементом для автомобильной пробки, напоминая чтение романа, совмещенное с ответами на мейлы, общением в соцсетях…

Петр Сафронов. То есть налицо факт все большего распространения мультискрининга — одновременной работы с несколькими «окнами» информации. Но для меня важно здесь именно слово «работа»: когда я работаю, я действительно чаще всего нахожусь в режиме рассредоточения внимания по разным каналам. Но нужно ли полагать, что мышление существует только там, где есть место медленному, сосредоточенному погружению в предмет? Да, технические средства постоянно меняются, и это накладывает на мышление свой отпечаток. Вместе с тем, думаю, еще долго будет необходимым «собирать» инструментарий через внеинструментальные, смысловые практики. Но, впрочем, существует и обратная необходимость: «собирать» смыслы посредством использования технических устройств. Пожалуй, у этого множества акторов (в терминологии Латура) не стоит искать центр. Наделить какую-то позицию приоритетом в этой ситуации не представляется возможным. Главное, мне кажется, то, что выбор происходит не между принятием техники или отчуждением от нее, а между желанием сохранить нематериальную автономию субъекта и потребностью выработать новую концепцию радикально неавтономного субъекта. Мы живем в мире зависимостей. Признание этого на концептуальном уровне образует задачу экологии мышления.

Анатолий Рясов. Конечно же, медлительность — необязательное условие мышления. Но им не является и поспешность. Именно поэтому нет веры в приоритет наращивания темпов. Уже появились довольно-таки убедительные исследования о том, что при чтении с экрана люди чаще не дочитывают тексты до конца. Тогда как книга обладает свойством тоталитарно захватывать внимание. В то же время рассредоточение внимания, безусловно, способно помогать мышлению, в том числе и в работе с текстом. Это отнюдь не означает, что так происходит всегда, а медлительность и сосредоточение — ошибки прошлого. Но дело не в зловещем образе рассеивающей внимание техники. В области звукозаписи или сценических выступлений приходится иметь дело с таким количеством оборудования, приближение к которому в работе, связанной с написанием или редактированием текстов, вряд ли покажется кому-то целесообразным в ближайшее столетие. Что действительно настораживает, так это мнимая неизбежность полной замены одной модели другой. Куда более продуктивным мне представляется совмещение этих систем. Вопреки желаниям производителей планшетов, изобретающих трогательные слоганы вроде «Save trees — read e-books», далеко не во всех случаях появление нового формата означает необходимость отказа от старого. Ведь когда появилось кино, оно не было снятым на камеру театральным спектаклем, а изобретение синтезатора не отменило акустические инструменты. Было бы весьма интересно читать в электронном виде тексты, созданные именно для чтения на экране, в конце концов опыты двадцатого века (от «метода нарезки» Берроуза до «романов-ссылок» Павича) говорят о том, что этот пока не существующий жанр имеет колоссальный потенциал.

Петр Сафронов. Проблема зависимости содержания сообщения от средств его передачи диагностирована довольно давно. Важным для меня лично кажется одно следствие: стандартизация сообщений, передаваемых посредством некоторых каналов. Да, конечно, кино не отменяет театр, а синтезатор — акустические инструменты. Но вот количество тех, кто увлечен театральной формой сообщения, гораздо меньше тех, кто так или иначе понимает (воспринимает) язык кино. Укрепляются стандарты, ориентированные на возможности технического воспроизведения. И выступить за их пределы могут очень немногие. Само обращение к «живой» музыке, «живому» звуку и так далее становится приметой особого стиля потребления, доступного только для представителей социальных элит. Поэтому, если вернуться к теме совмещения разных способов работы с текстами, это оказывается на поверку тестом на социальную исключительность. На долю же подавляющего большинства остается ограниченный набор стандартных средств. Каким образом сделать так, чтобы технологии, и в частности электронное книгоиздание, противостояли социальной сегрегации? Вот что меня беспокоит.

Анатолий Рясов. Проблема стандартизации здесь ключевая. И в этом случае уже не так важно, каким способом была достигнута стандартизация, хотя интересно, что именно безграничное цифровое многообразие в итоге замыкается на набор однотипных меню. Мне довольно сложно смотреть на все это не как на плоды неолиберальной модели и дальнейшей эволюции массового общества. Все, что имеет отношение к массовости, par excellence предполагает активное взаимодействие с симулякрами и клише, но, как это нередко бывает, проблему оказывается куда легче зафиксировать, чем предложить решение. Говоря о книгах, наверное, нельзя не коснуться издательской темы. Вот внезапно появляется программа, позволяющая любому автору делать верстку своей электронной книги и быстро убеждающая многих, что уже завтра издательства будут не нужны, а послезавтра вспоминать о них будут лишь как о тех, кто отбирал хлеб у писателей. Но когда каждый способный запечатлеть на клавиатуре то, что кажется ему занимательной историей, публикует свой текст, сэкономив на услугах корректоров и верстальщиков, тогда-то и возникает наибольшая потребность в поиске навигатора, которому можно доверять.

Петр Сафронов. Да. Если говорить о том, что следует делать, то бороться нужно с механизмами формирования стандартизации. И меня скорее радует появление книг, изданных самостоятельно, без чьей-либо помощи. Проблема навигации существует там, где есть разнообразие. Сторонников у разнообразия довольно много, а значит, не приходится опасаться полного исчезновения печатных книг и столь же полного торжества электронного книгоиздания. В конце концов, книги вообще существуют постольку, поскольку они что-то добавляют к миру, усложняют его и даже запутывают.

ДИ №2/2014