Работы Касаткина, укладывающиеся в конкретную стилистику классического пейзажа, всегда волнуют не только взгляд, но и воображение зрителя. Его творчество — это калейдоскоп, где каждый новый холст и новый проект расширяет угол обзора, открывает возможности построения новых перспектив. Творчество Касаткина демонстрирует условность нашего восприятия такой фундаментальной классической области, как пейзаж. Обусловлено это даже не культурологическим содержанием произведения, а присутствием целеустремленности и воли к движению. Требуется определенное время, чтобы обнаружить в узнаваемых и понятных сюжетах новое и неожиданное, и работы Касаткина становятся призывом к внимательному «всматриванию» в окружающий нас мир.

Николай Иванович работает с натуры, но интимный тон его искусства, доверительные отношения со зрителем складываются не только благодаря узнаваемости образов и настроений, но и тому, что художник повествует о виденном в течение долгих лет. Для его творчества органично создание серий и возвращение к старым темам. В этом мы можем убедиться, рассматривая цикл «Измайлово — Воронцово» (2009), где показаны места, где проходит повседневная жизнь художника. Каждый сезон он отправляется в деревню, на Смоленщину, и всегда возвращается с новым богатым материалом. Возникает ощущение своего рода «вечного возвращения».

Особым инструментом, с помощью которого строятся работы художника, является найденный им колорит, индивидуальный и подвижный от одной серии к другой. Работа Касаткина с пейзажем внешне статична, созерцательна, но содержит глубокую внутреннюю динамику. Ему удается собрать критическую массу цветовых отношений, которая с определенного уровня накопления начинает излучать особую, животворную энергию. На его холстах знакомые мотивы, но художник их видит в ином свете, у него проступают новые, весьма существенные подробности. Касаткин — русский пейзажист с особым подходом к изображению, работы его отличаются ясностью, но он уходит от холодных конструктивных объемов — масс европейской живописи и включает отдельные предметы-объекты в общую целостность светоносного пространства. Нет у него и акцентирования бесконечности, пустотности, свойственной восточной традиции. Мир в его изображении целостен, плотен и замкнут.

Если у сподвижников Николая Касаткина Эрика Булатова, Ильи Кабакова одна из важнейших тем — сведение противоречивых смыслов, разных точек зрения и наблюдения, то Николай Иванович работает не на расширение интерпретаций, не на раскрытие их конфликта, а на синхрониззацию и гармонизацию их по энергетическому принципу. Этот метод дает неожиданные результаты.

О цвете в современной живописи часто рассуждают как о манифестации света. Касаткин в полной мере владеет этим вопросом. Прежде всего, он использует всю палитру, весь доступный спектр, что позволяет избежать стандартных приемов (например, контраста). С помощью сложной цветовой раскладки он добивается естественного внутреннего освещения картины, чтобы достичь слитности, целостности работы. Этим методом ему удается объяснить, как строится картина человеческого восприятия.

В работах Касаткина присутствует своего рода историзм. Будь то безлюдный пейзаж, часть дачного домика, бетонная труба, оставленная в поле, через фактуру, мелкие детали он передает драматургию определенных событий, происходящих в этих местах. Здесь нет драматизма и надуманности, мы наблюдаем накопление медленных изменений, сумму, казалось бы, незначительных событий, которые складываются в необратимый поток времени. У художника нет необходимости выстраивать глубокую пространственную перспективу, она у него скорее временная, в этом он всегда последователен. Этот подход — одна из существенных особенностей его творчества, проявление его самобытного мастерства. Осознавая это, Касаткин избегает введения в пространство работ изображения человека. Это могло бы разрушить хрупкое ощущение временного потока, зафиксировать его. Собственно человек определенно присутствует, и это сам зритель, точнее наблюдатель. Иногда автор прямо указывает на выбранную позицию, помещая в пространство картины свой автопортрет.

Никогда не прибегающий к драматическим эффектам Касаткин спокойно и методично, как археолог, расчищает пыль с созревающих годами объектов, это живописная археология истории и данная сторона его творчества все отчетливее проступает со временем. То невидимое, знаком которого является живописное произведение, оказывается у Касаткина исторической реальностью, которая уже считалась изгнанной из современного искусства. Но именно способность изображать становление, изменение, исчезновение и делает творчество автора актуальным.

Динамика восприятия и развития часто проявляется у Касаткина введением в изобразительный ряд разного рода отражающих поверхностей (зеркала, лужи, стекла), транслирующих то, что находится вне поля зрения. Они создают стереометрию восприятия, объемный образ. В некоторых работах возникает перекличка с кинематографическими методами, заставляя вспомнить, например, о Тарковском или об экспериментах в фотографии начала ХХ века.

Наряду с использованием отражения часто применяется и коллажный метод, когда в пространство холста помещается объект формально асинхронный, атопичный основному содержанию (лоскутные одеяла, картины на мольбертах на фоне прописанного пейзажа). Эти кажущиеся прямолинейными и силовыми построения точны и создают ощущение гармоничной многозначности.

Темы, за которые берется художник, у других авторов чаще всего реализуются как лирические зарисовки. Историзм Касаткина позволяет избежать излишней сентиментальности, и мы видим полнокровный мир, способный стать средой для гармоничного существования.

Для классического русского искусства характерны событийность картины, ее тяготение к отражению действительности. Другая линия — лирическое субъективное переживание. Касаткин выбирает срединный путь: его работы, зачастую эпические, построены прежде всего на глубоком переживании, в котором обобщены субъективное видение и опыт предшественников. Он концентрирует переживания не в событийной части, а в общей атмосфере, которая создается подробным живописным описанием, передачей фактуры.

Описывая отдельные объекты как проявленные самостоятельные единицы, художник наполняет пространство воздухом; особая вибрирующая среда, паузы и умолчания становятся самыми выразительными элементами. В картинах возникает полифония, с одной стороны, узнаваемости того, что изображено, его устойчивой материальности, а с другой — своеобразности, больше призванной излучать свет, чем быть жесткой опорой. Он может изобразить обыденный предмет, подробно описав его в виртуозной реалистической манере, но самым важным оказывается атмосфера, в которую он погружен. Это атмосфера упомянутого историзма, своего рода любовного накапливания подробностей, опыт наблюдения медленного движения времени, взросления и старения окружающего. Будь то отчетливый массив православного храма среди стекла и бетона современного города, вывешенное на улице лоскутное одеяло, кусок ржавой, причудливо изогнутой проволоки — все они рассказывают историю, с одной стороны, резко выделяющую их из актуальности, а с другой, являющихся органической ее частью.

В одной из ранних работ Касаткина, изображающей лесной зимний пейзаж, сквозь заиндевевшее окно железнодорожного купе, зримо проявлен фильтр, сопутствующий каждому акту наблюдения. Знание о существовании такого фильтра дано не каждому, и художник способен использовать его не только для создания эстетической гармонии, но и как увеличительное стекло.

Часто Касаткин делает серии работ на схожий мотив, и интересно следить, как меняется впечатление в зависимости от выбора точки и обстоятельств наблюдения. В отличие от своих соратников и сверстников постмодернистского круга Касаткин рассматривает возникающие явления не как игру, вызванную культурно-художественным опытом, а как всеобщую жизненную ситуацию.

Эта текучесть и переменчивость не совпадает и с концепцией Магритта (в серии Касаткина «Следы» часто видятся мотивы, использованные этим мастером). Если у Магритта это свидетельство призрачности и загадочности видимого, то у Касаткина такая переливающаяся ситуация — условие, возможность движения.

Может быть, поэтому для своей живописи Касаткин выбирает «деревенские просторы» и хорошо знакомые «первоэлементы» — дерево, воду, землю, воздух. В последней серии «Тени и отражения», представленной в галерее «Pop/off/ art» художник вплотную исследует еще один элемент, ранее постоянно присутствовавшей, но не столь акцентированный в его работах — свет. Выбор способа представления этой материи естественен — тени, отчетливо проявляющие ее присутствие. В этой серии границы работ становятся более сжатыми, мы попадаем в огороженное, замкнутое пространство, куда автор направляет то мощный поток света, то отдельный луч. Казалось бы, пустое пространство выглядит заполненным сложной структурой. При внимательном взгляде, точно направленном свете обычно воспринимаемое нами как пустое — пространство наполняется тысячью подробностей.

Эрик Булатов говорит о творчестве Касаткина: «По-видимому, почти нет художников моего поколения, о которых можно сказать, что они сейчас развиваются. В лучшем случае дело идет о том, чтобы сохранить свой профессиональный уровень. Мне кажется, что только о двоих можно сказать со всей уверенностью, что они работают все лучше: это Олег Васильев и Николай Касаткин». Булатов несколько сужает круг людей, о которых можно сказать такие слова, но что интересно, развивающиеся художники этого поколения — прежде всего авторы, мыслящие живописно. Именно такого рода мышление, а не принадлежность к поколению и позволяет сопоставлять творчество Олега Васильева и Николая Касаткина. Связаны они и историзмом творческого метода. Вполне сравнимы выразительность концептуальной выставки Касаткина «Следы» (галерея «Сэм Брук», 2004) и Васильева «Олег Васильев: память говорит» (ГТГ, 2004). Но сходство этих двух художников выявляет грань, которая их разделяет. Творчество Васильева достигло расцвета в США, представить Касаткина в эмиграции очень сложно. Не только его творчество, но и образ жизни настолько органичны для России, что без постоянного контакта с родными местами его искусство, кажется, не может состояться. В ландшафте русского искусства его творчество является ярким и одновременно органичным, как изображаемые им на знакомом пейзажном фоне лоскутные одеяла. Но национальный характер творчества делает художника космополитичным и общепонятным. Это отчетливо показано в статье А.Д. Пригова, где Касаткин представлен совершенным художником даосского эпоса.

Живописи Касаткина присущи мощь и оптимизм, которые проявляются, например, в том, что в его работах доминирует летняя солнечная атмосфера. Художник и его творчество живут полнокровной жизнью здесь и сейчас, опираясь на историческую ретроспективу. А свойственная творчеству Касаткина «барочность» помогает в передаче тонких ощущений. Это слияние силы и лиризма делают его работы особенно притягательными.

ДИ №3/2012