×
Эксперимент в номинации и вне конкурса
Лия Адашевская

Tеатральный фестиваль отличается от кинофестиваля или биеннале тем, что это, по сути, единственная возможность увидеть спектакли немосковских театров и трупп. Конечно, есть вероятность, что вы, отправившись в Киев, Вильнюс, или Варшаву, включите в план мероприятий и посещение местного театра, но еще не факт, что в дни вашего там пребывания спектакль, о котором вы наслышаны, будет идти. Конечно, хочется посмотреть все, но на практике это трудно исполнимо: программа обширная, разветвленная, имеющая ряд подразделов, спектаклей множество, идут каждый день, порой по два-три в день. Словом, чтобы посмотреть программу «Золотой маски», надо брать отпуск и всецело отдаться Мельпомене. Поэтому человек, как правило, ознакомившись с программой и расписанием, планирует лишь несколько спектаклей из всего ассортимента, преимущественно особо не зацикливаясь, по какому ранжиру привлекшее его событие проходит — конкурс, «Маска плюс», «Новая пьеса» и т.д., — руководствуясь именем режиссера или театра, анонсом…

Сцена из спектакля «Дочь палача». Постановка и сценография Регнарса Вайварса и Марциса Лациса. Рижский национальный театр. Фото: Гунарс Янайтис, «Золотая маска»

Вообще, «Золотая маска», желая объять необъятное — все бытующие сегодня жанры и форматы, — по большому счету остается фестивалем традиционного театра. И использование таких осовременивающих ходов, как включение в ткань спектакля видео или перенесение коллизии некогда написанной пьесы в день сегодняшний, равно как и элементы перформативности или инсталляционности, — словом, работа как бы на стыке жанров, сути дела не меняет, ибо они стали делом обычным, а еще вчера авангардные приемы — расхожими, что, собственно, делает проблематичным сохранение в конкурсной программе номинации «Эксперимент». Нет, речь совсем не о том, что наш театр в целом стал уж очень продвинутым, а скорее о том, что подлинного новаторства ему недостает. По логике, к эксперименту должны относиться вещи, еще не освоенные основным массивом театральной продукции, нечто непривычное, выходящее за рамки, если угодно, не признанное широкой публикой. Однако в ситуации параллельного проведения в Москве NET-фестиваля и Чеховфеста, активно приглашающих к участию действительно экспериментальные зарубежные спектакли, «Маске», ориентированной прежде всего на отечественные театры и труппы, выдерживать экспериментальный сегмент на должной высоте явно все сложнее. Почему-то в означенной номинации все время оказываются одни и те же лауреаты — «Derevo», АХЕ и Дмитрий Крымов, чей творческий метод и зрителю и жюри давно знаком, привычен своим «лица необщим выраженьем», а потому как новация просто даже на эмоциональном уровне не воспринимается. В нынешнем году за «экспериментальную» «Маску» соревновались «Арлекин» — театр Антона Адасинского «Derevo», «Депо гениальных заблуждений» Максима Исаева и Павла Семченко — питерский Инженерный театр АХЕ, «Боги пали» — спектакль Виктора Рыжакова по пьесе Сельмы Дмитриевич и спектакль Юрия Муравицкого по пьесе Саши Денисовой «Зажги мой огонь» Театра.doc. Последний и оказался победителем. Что, в общем-то, несколько удивляет, поскольку экспериментальным спектакль можно назвать исключительно по отношению к стилистике собственно самого Театра.doc — вербатим плюс «мясо» традиционного театра (как-то: наличие декораций, музыки и прочей сценической атрибутики). Конечно, можно говорить о пересечении жанров, но это скорее возвращение в лоно. Но почему-то кажется, что жюри признало пьесу победителем именно потому, что почувствовало что-то до боли привычное, узнаваемое в стилистике спектакля. Возникало ощущение, что в данном случае «широко известный в узких кругах» Театр.doc попробовал (и небезрезультатно) сделать эти круги не то чтобы широкими, но более открытыми, что ли, гибкими, вроде бы и оставаясь верными принципу нон-фикшн, документальности, и в то же время привнося элемент театральности, к чему, собственно, располагал и что оправдывал сюжет пьесы. Дело происходит на репетиции спектакля о трех легендах американской поп-культуры, о чем говорит подзаголовок пьесы — «Этюды из жизни Джима Моррисона, Дженис Джоплин и Джимми Хендрикса». Актеры Арина Маракулина, Алексей Юдников, Михаил Ефимов, Талгат Баталов, играющие поочередно всех рокеров, через призму биографий своих кумиров исследуют собственные биографии, находя неожиданные параллели. Таким образом происходит наложение двух временных и экзистенциальных пластов. Юмор и горечь переплетаются, столь знакомые рожденным в СССР реалии органично монтируются с кадрами черно-белой хроники Америки 1960-х, на которых то и дело крупным планом возникают лица реальных Моррисона, Джоплин и Хендрикса, погибших в возрасте 27 лет от передозировки. Наши актеры не достигли высот известности кумиров своей юности, о чем некогда, конечно же, мечтали, но они и не стали членами «клуба-27». «Зажги мой огонь» — спектакль-концерт, скетч-шоу, вне всякого сомнения, достойный всяческих похвал и восхищения. И единственный вопрос — какое отношение он имеет к эксперименту?

Характерная для театра «Derevo» мультижанровость имела место и в представленной истории Арлекина, — тут и комедия дель арте, и театр теней, пантомима, комические миниатюры, пластические этюды. Костюмы персонажей — влюбленного Арлекина (Антон Адасинский), капризной Коломбины и ужасно обаятельной обезьянки (обеих играла Елена Яровая) — заставляли вспомнить циркачей «голубого периода» Пикассо. Декорации отсылали к авангарду и «голуборозовцам». Адасинский остался верен и своей теме — теме влюбленного художника, переживающего личную драму, умирающего и воскресающего в творчестве. «Арлекин», находящийся на пересечении танца и перформанса — форма сценического действа, которую принято называть «физическим театром», удивительно трогательный спектакль. Нет спору, Адасинский и Яровая были великолепны. Однако почему-то не покидало ощущение какой-то архаичности происходящего на сцене...

Cпектакль «Депо гениальных заблуждений» питерского АХЕ, продолжающего творить в русле визуального театра, изумлял режиссерской изобретательностью и технологичной продвину-тостью. Впечатляющее соединение парадоксальной сценографии, современных видеоэффектов — ассоциативно-пространственные модели, служащие «экраном» для 3D-меппинг-проекций, с которыми актеры вступают во всевозможные отношения, не оставляет сомнения — перед нами действительно эксперимент. Авторы идеи Максим Исаев, Павел Семченко создали инсталляционно-перформансную среду, основанную на поэтизации и визуализации научных теорий последних ста лет, касающихся различных аспектов мироустройства: от свойств элементарных частиц до происхождения Вселенной, изначально признанных, а в последствии отвергнутых. Взаимодействие людей и объектов, от лазерных до бутафорских, завораживало. Череда драматических пластических этюдов, в каждом из которых как бы материализовалась та или иная научная гипотеза, обрушивалась на зрителей, словно залпы салюта. Эффектное световое шоу, безупречная актерская пластика, смех и слезы — всего в достатке. Однако все это завораживающее действо не предполагало развития — все было эффектно равномерно. Вы пробовали наблюдать фейерверк на протяжении трех часов (а именно столько длится спектакль) и при этом не утратить к нему интереса? Не впасть в раздражение? Во всяком случае, в Малом выставочном зале ARTPLAY, где представлялся спектакль, многим это оказалось не под силу.

Зато получасовое представление «Боги пали» режиссера Виктора Рыжакова по пьесе Сельмы Димитриевич на нетеатральной площадке — на кухне журнала «Афиша» — изначально давало зрителю выбор — смотреть спектакль или его слушать. «Боги пали» — повторяющийся, с небольшими вариациями раздраженный диалог матери и дочери. Словесное рондо Светланы Ивановой и Ольги Сухаревой подобно музыкальному. Актрисы произносят текст ровными голосами, однако общий тональный план лишен уравновешенности — скорость и напряжение текста варьируются, то увеличиваясь, то, напротив, замедляясь, длительность последующих рефренов сокращается, а точнее, становится более прозрачной, рассредоточенной: вместо целых фраз лишь обрывки, оставляя место для фантазии. Последний диалог — воображаемый — происходит после смерти матери. В его умиротворенных интонациях уже нет раздражения — только любовь. Никаких декораций и реквизита, все действо разыгрывается внутри огороженного ширмами небольшого пространства. И это уже дело зрителей — стоя наблюдать за актрисами непосредственно или сидеть неподалеку, следя за приготовлением и на кухне, а рондо-сонату воспринимать на слух.

И этот непродолжительный спектакль, несмотря на его скромность и неброскость, как кажется, все же наиболее попадает в формат эксперимента. Сложная история отношений — отношений между дочерью и матерью, единственных, в которых психологи оказываются бессильны, — рассказанная столь минималистичными средствами, цепляла по-настоящему. А свободу восприятия, не подразумевающую тем не менее интерактивности, действительно можно считать новаторской.

Однако сегмент эксперимента рамками номинации на фестивале не исчерпывался. Внеконкурсная программа «Маска плюс» (в которой принимают участие российские спектакли, не вошедшие в конкурс, но рекомендованные экспертами для участия в фестивале, а также постановки из стран СНГ, Балтии и дальнего зарубежья) предложила в этот раз ряд ярких, нестандартных работ.

Так, открывал «Маску плюс», как, впрочем, и весь фестиваль, спектакль «LOL (Lots of Love)» английской труппы «Protein» в постановке Луки Сильвестри, признанный одним из самых ярких событий прошедшего Эдинбургского фестиваля визуального и уличного искусства «Эдинбургский фриндж». LOL — веселая и одновременно грустная история о любви в эпоху web2.0, рассказанная языком постов, монологов из чата и современного танца. На сцене белые полотнища, выполняющие роль задника, на которые периодически проецируются крупным планом лица пользователей, снятые веб-камерами, и синхронный перевод на русский, разноцветный клубок проводов, символизирующий Сеть, и шесть танцоров, олицетворяющих миллионы пользователей Фейсбук. Пьесу сочиняли всей труппой, а вернее, даже не сочиняли, а монтировали из реальных диалогов в Интернете, включая и собственные.Чем не вербатим? При этом текст неотделим от сценического движения, являясь его частью. Поэтому, когда актеры замолкают и на языке чистой пластики передают энергетику форумной перепалки или сетевые страдания, не возникает ощущения умолкания и движения не воспринимаются, как танцевальная заставка, чему способствует почти непрекращающийся звук печатающих клавиш и подзвучка кнопок клавиатуры — клики, бипы и проч. Периодически вклинивающиеся в этот рваный ритм гитарный перебор и фортепианная музыка опять же не создают паузу в онлайн-общении. Однако, что важно, здесь нет диалогов, это все монологи, адресованные кому-то одному и одновременно всем. Что ж, одиночество в Сети — одна из обсуждаемых тем сегодня. Любовь онлайн, разносимая информационными потоками (в пьесе принципиально игнорируются прочие функции социальных сетей — работа, выделение целевой аудитории, координация протестного движения и т.д., и т.п.), на самом деле не суррогат любви, а ее неутоленное желание. Поэтому в центре каждой из рассказанных историй свидание офлайн. Правда, ступенями к нему порой становятся такие любопытные вещи, как виртуальный секс или романтический ужин в Скайпе. Конечно, встреча с виртуальным возлюбленным в реальности зачастую оказывается сплошным недоразумением (благо дело, никаких жутких историй режиссер нам не представил), но что за беда, может, в следующий раз больше повезет. Собственно, ничего нового Сильвестри не поведал, никаких истин не открыл, не перевернул представлений. Но точность кратких зарисовок не могла не покорить. Мозаика «большой любви» сложилась в довольно симпатичный узор.

А вот спектакль Рижского национального театра «Дочь палача» (постановка и сценография Регнарса Вайварса и Марциса Лациса) по мотивам сказок «латвийского Андерсена» Карлиса Скалбе, напротив, являет собой сгусток агрессивной иронии. Созданный в жанре динамичного комикса, он буквально замешан на черном юморе. Заметим, что в сказках Скалбе счастливые люди жестоки и черствы, а положительные герои — мечтатели, безропотные души. По мнению писателя, создавшего лучшие свои творения в тюрьме, только печаль и боль способны пробудить в людях человечность и помочь обрести гармонию. Однако в спектакле рижского театра, пройдя через боль и страдания, главная героиня из трепетной девушки превращается в сущего монстра, хотя счастливой при этом ее назвать сложно. Вообще, «Дочь палача» можно определить как театр девиаций. Режиссеры, порывая со многими условностями, затевают такую игру жанрами и сюжетными поворотами, что сложно уловить смысл и установить какую-либо последовательность значений. С одной стороны, мы имеем дело с кукольным спектаклем, с другой — кукловоды вступают в настоящее взаимодействие со своими подопечными (авторскими куклами нарочито грубой выделки и фабричными пупсами), становясь таким образом действующими лицами. Здесь фактически все виртуальные элементы традиционного театра намеренно акцентируются как «знаки» — проявления и жесты, привлекающие зрительское внимание. Но эти знаки оставляют за собой право не нести в себе смысл. В итоге вы никак не можете свести череду фрагментарных, дробных сцен к единой картине и, следовательно, предложить исчерпывающую интерпретацию всего действа. Здесь синтез приносится в жертву ради достижения моментов интенсивного переживания. И их зрители испытали в достатке. Создатели этого порой жутковатого, иногда смешного, временами циничного, а в целом эпатажного спектакля не просто уловили нерв нашего времени, но и, самое удивительное, заставили сострадать несчастной мечтательнице, страстно ищущей любви, а в итоге убивающей отвергшего ее принца — дочери палача.

Буквально парализует, погружает зрителя в транс спектакль Владислава Троицкого «Король Лир. Пролог» киевского Центра современного искусства «Дах» при участии этнохаосгруппы «ДахаБраха». К пьесе английского драматурга постановка Троицкого имеет отношение постольку поскольку, а вот к новейшей истории Украины очень даже. Спектакль создавался в эпоху «оранжевой революции», поэтому содержит отсылки к мятежному майдану и речь в нем ведется не о разделе королевства, а о растерзанной стране, выбирающей себе лидера, и о судьбах правителей с «сильной рукой». Но шекспировская трагедия переплетается не только с современными (уже и для России) политическими коллизиями, но и народным украинским и русским фольклором, микшированным с рэперскими мотивами. Результатом такого микса становится завораживающее звуковое поле. И если в первом действии ты хоть как-то пытаешься сопротивляться этой затягивающей ауре сценического действа и следить за сюжетом, то во втором вынужден признать свое поражение. И шекспировская драма, и политические отсылки становятся не важны. Безмолвные персонажи в бугристых, желто-серых и серо-зеленоватых, похожих на посмертные масках, напоминающие жрецов неведомого культа, демонстративно замедленно двигаясь в медитативном ритуале, разыгранном на засыпанном ровном слоем черной землей полу, воздействуют подобно шаманам, заставляя забыть обо всем и, не думая, послушно внимать всем телом происходящему на сцене. Чистое колдовство.

В тексте об экспериментах на «Золотой маске» следовало бы упомянуть и о программе «Легендарные спектакли и имена», в которой российскому зрителю представляются «театральные постановки, являющиеся историей мирового театра». В этом году были показаны спектакли Кристиана Люпы «Персона. Тело Симоны» и «Персона. Мэрилин». Но, увы, все билеты были распределены между ВИП-персонами. Теперь, чтобы увидеть спектакли, очевидно, придется отправляться в Варшаву.

ДИ №3/2012

28 июня 2012
Поделиться: