Два цвета. Белый, светящийся холодным серебром, и черный, цвет темноты, тягучей кромешной пустоты, сквозь которую явственно проступают узнаваемые облики. Свой проект Аладдин Гарунов назвал «Святые». Это уже не первая масштабная работа художника, посвященная особому пути в вероискании, поиску надмирных смыслов существования. Метафизические проекции в искусстве давно притягивают Гарунова, воплощаясь в работе с различными древними символами и выливаясь в более значительные художественные исследования, каким стал сравнительно недавний проект «Зикр», отсылающий нас к исламским духовным практикам. «Святые» — следующий за ним проект, на сей раз обращенный к образам христанства. В сугубо интуитивном профессиональном методе художника прослеживается глубинная логика, способная многое объяснить в его творческих исканиях, открыть его личный путь формирования представлений о мире и себе.

Содержание прежних и нынешних его работ зачастую пронизано культурными и религиозными направляющими, художник не избегает и социальных тем, но идеологически его работы остаются нейтральными. Когда в процессе глобализации, с одной стороны, стираются, поглощаются или микшируются культурные границы, с другой — религиозные противоречия актуализируются и обостряются, подобная художественная практика приобретает значимое нонконформистское звучание.

Сравнительно недавно о востребованности подобной позиции говорил Акилле Бонито Олива, касаясь вечных тем искусства и цензуры: «Современное искусство демократическое, так как использует повседневный материал, занимается реальностью и поэтому узнаваемо... Искусство — это всегда также политическое соприкосновение. Но оно не должно быть связано ни с политикой, ни с государством. Оно должно быть абсолютно независимым».

В целом же сегодня к популярным культурным тенденциям, как правило, относимы те, что способны поддерживать псевдотолерантные принципы. Те же культурные особенности, которые противостоят современным ценностным установкам, нередко враждебно воспринимаются через призму ортодоксальных религиозных представлений, что провоцирует нездоровые противоречия, способствующие разобщению. Этот кризис не менее активно проявляется и в современном визуальном искусстве, нередко принимающем внешне агрессивную позицию за яркость и значимость высказываний. Творчество А. Гарунова не носит следы неразрешимых культурных и религиозных столкновений. Напротив, художник выбирает общедоступный язык единых ценностей, и тогда границы становятся способом, возможностью и свидетельством соприкосновения. Касаясь тем, которые в последнее десятилетие не раз появлялись в мировой практике актуального искусства (и так часто приобретали скандальное звучание), Аладдин Гарунов безмятежно преодолевает путь между Сциллой и Харибдой модных смыслов актуальной ныне аксиологии и соблазном пойти проторенным путем к прогнозируемому результату: работать с популярным информационным материалом, гарантирующим привлечение болезненного внимания интеллектуально неискушенной публики. Вместо этого автор ставит перед собой непосредственно художественные задачи, оформляя личные отклики по отношению к действительности, стремясь к ее разъяснению посредством своего профессионального языка.

В этом отношении художественные высказывания Аладдина оказываются неожиданными, искренними и словно миротворческими: они не воздействуют на наши болевые точки, лишь отвлекающие от сути явлений, а раскрывают позицию человека, стремящегося обрести собственную целостность в сложном меняющемся мире. Позицию человека, не отвергающего ни собственный опыт, ни переданный опыт предшествующих поколений этнически близкой ему группы, не отрицающий религиозный и культурно-исторический опыт и другого сообщества, в котором он живет и работает на протяжении многих лет.

Его проекты становятся поиском и последующим отражением естественного культурного взаимодействия, чуткого, внимательного, не знакомого ни с суетностью, ни с истерией, ни с агрессией (которые едва ли не синонимичны современному обществу). Такое взаимодействие основано на константе единства представлений людей, заложенных в нашем подсознании, уловить которую и является основной целью художника.

В проекте «Святые» подобное стремление к раскрытию подсознательных импульсов выглядит особенно отчетливо. Используя неожиданные и богатые пластические возможности материалов (резины и аэрозольной краски), Гарунов приходит к специфической обобщенной манере изображения, внешне отсылающей к лаконизму поп-арта. Художник опирается на знаковые визуальные подробности — нимбы, крещатые ризы святителей, канонические позы отшельников и архангелов, но отказывается от других деталей, например, скрывает лики.

В опоре на свою интуицию автору удается прикоснуться к важнейшим сокровенным аспектам двух религиозных мировоззрений и выразить их духовные и культурные особенности в обнаруженных им глубинных взаимопроникновениях.

Здесь прежде всего важно пояснить предложенную художником трактовку святости. Присутствие в данном цикле работ образа архангела говорит о том, что «святые» не воспринимаются художником в рамках восточно-христианской традиции. В православии святые — это люди, подпадающие под определенную онтологическую характеристику, подразумевающую внутреннее преображение, восстановление первозданной нетленной природы, восстановление образа Божия в человеке.

В отличие от людей архангелы не испытывают утраты собственной первоначальной сущности, они всегда остаются приближенными к Богу. Их присутствие в проекте «Святые» может быть указанием на то, что художник, говоря о святости, делает акцент не на самом процессе ее стяжания, а на той цели, что преследуется христианами и явственно достигается святыми — приближении к Богу. Художник говорит о святости в широком, в изначальном ее значении: святое, как принадлежащее Богу, происходящее от него, отмеченное его присутствием или действием Божественной благодати, посвященное ему в служение и отделенное от мирского.

Для человека, выросшего в мусульманской традиции и не утратившего трепетного отношения к религиозной практике своих предков, изображение Бога остается недопустимым, и это важное условие в творчестве А. Гарунова. Однако, обращаясь к христианской традиции, он интуитивно постигает одно из базовых христианских ощущений присутствия Бога в нашей жизни, которое так целостно выразил в свое время Антоний Сурожский: «Один из ранних Отцов Церкви, святой Ириней Лионский говорит, что человек призван быть сиянием Божией славы; настоящий человек должен быть таким, чтобы другие люди, глядя на него, видели в нем сияние вечной Божией жизни; он должен быть откровением о Боге... Мы призваны быть таковыми, чтобы люди, встречая нас, встречали бы отблеск Божией славы, могли бы не в наших физических чертах, а в том, что передается из глубин одного человека в глубины другого, увидеть нерукотворенный образ Божий: пусть несовершенный, но уже сияющий немеркнущей красотой вечности и самого Бога».

А. Гарунову удалось воплотить этот тезис в художественной форме, отразить в святости принадлежность Богу и, таким образом, предельно абстрагировать это понятие, приближаясь к традиционному исламскому мировоззрению, но не отдалившись тем не менее от христианских первоисточников. Ему удалось уловить невидимое, трудно объяснимое, но ощутимое явление, которое художник воспринимает как святость.

Постоянно возвращаясь к теме сакрального, Гарунов ищет тайну, которую современный мир увлеченно предпочел зыбкому комфорту. Тайна, находящаяся в забвении и потому для многих совершенно утратившая смысл, став неразличимой, незримой, для художника — личная возможность преодоления границ замкнутого роботичного, стереотипического мировоззрения, свойственного современной цивилизации. Мировоззрения, в котором оказываются размыты границы жизни и смерти, цели человеческого существования, времени и вечности, исключены основные онтологические понятия. Художник ищет то, чего другие старательно избегают. Он выходит за рамки повседневного, исследуя границы веры и страха, сакрального и профанного, истины и бесконечного числа суррогатов смыслов, границы пустоты и вечной жизни, отблески которой он и постарался отразить в своем проекте «Святые».

ДИ №3/2012