А тут беспорядок, хаос, нонсенс. Сумеречное сознание, сопровождающееся «внезапным наплывом галлюцинаций устрашающего содержания (преимущественно зрительных)», художник предлагает в качестве комментария для странного набора картин, видео и объектов, расставленных по углам в темном выставочном пространстве. Из мрака выступают мясо и внутренние органы (холст/масло), беспредметные подтеки физиологического вида (графика), романтические пейзажи и бытовые натюрморты (холст/масло), изображение мозга (крашеная бронза), облепленного жвачкой, и изображение женщины (живопись по цементу на строительной сетке), повешенный (человек?) и мерцающие огоньки (видео).

Может показаться, что галерея занята тотальной инсталляцией, визуализиру-ющей клиническую картину умопомрачения. Однако заподозрить художника в превращении психического недомогания в проект несправедливо — произведения пышут здоровым обэриутством. Антоним к тому, что Швецов называет «сумеречное сознание», «проектное мышление».

Проект предполагает цель. Цель определяет процесс достижения. Понятная задача, четкое исполнение, предсказуемый результат. В свое время такой подход к искусству освобождал от примата техники, формы, позволял свободно выбирать зрительный ряд для послания. В то же время он открыл простор для деловитого художественного сервилизма, свел творческий акт к послушной визуализации конъюнктурно предзаданной идеи. Сумеречное сознание вызывает необоснованные действия. Процесс формирует цель, меняет или отменяет ее. Результат непредсказуем. Автору мерещится, мнится, видится. Калейдоскоп интенций, объектов желания, интересов, в произвольном порядке сменяющих друг друга.

В свое время Швецов сделал проект «Новая живопись, нора барсука». «Барсук не знает, почему он тащит всякие предметы в свою нору. Вот и я не знаю, почему выставляю то, что выстав-ляю» — метафора, которую художник выбрал для своего творческого метода. Барсук не может, не будет формулировать критерии. Для внешнего наблюдателя — алогичность, абсурд. Рациональность понятна изнутри.

Это логика, по которой дети могут играть резиновым скелетом, мобильником, барабаном, плюшевым Чебурашкой, динозавром, поварешкой и грузовичком одновременно. В контексте игры все персонажи равноправны и равно желанны. «Все смешалось в общем танце,/ И летят во сне концы / Гамадрилы и британцы, /Ведьмы, блохи, мертвецы…» Кишки, мозги, жвачки — не патология, это «бяка», та самая запретная и манящая «бяка», которую так любят демонстрировать дети морщащимся взрослым.

Петр увлечен инвентаризацией своих фетишей. В этом вопросе он бескомпромиссен и бесстрашен. Когда хочется выставлять картину с березкой, отражающейся в воде, то упрек в банальности или оправдании ожиданий публики снят. Вся экспозиция — большой тайник, «секретик» с самым ценным. Автор собирает себя из этих фрагментов, сам себе радуется.

Новизна как рыночный инструмент, как оглядка на конкурентов, как желание «вписаться» в современность его не волнует. Так же как искусственная цельность, намеренная внятность, расчет на коммерческую отдачу. Все, кроме азартной, веселой игровой манипуляции, в которой он предельно требователен и серьезен.

ДИ №2/2012