Суть заявленной тематики в том, что повседневность требует от человека постоянного творческого напряжения и сопротивления напору обыденности, квинтэссенцией которой являются художественные произведения с отраженной в них будничной жизнью. А объединение различных видов искусства (изобразительное искусство, музыка, танец, театр, перформанс, медиа арт) в общем пространстве и отрезке времени — как раз один из ведущих установочных принципов проекта, который «исследует лингвистику искусства, осмысляет специфические трудности с переводом одного выразительного языка в другой, обыгрывает и фиксирует процессы и коды, возникающие при пересечении».

Сразу заметим, что поставленные цели были достигнуты.изуальная часть фестиваля порадовала качеством экспозиции, лаконизмом и действенностью вызова, задала верный тон и нашла формы для трансляции смыслов.

Танцевальная программа фестиваля представила публике работы, в которых переход стилистических границ был сознательно открыт для сопоставлений языков modern dance, contemporary dance и post street dance. Зритель увидел «Monstah Black» (Нью-Йорк), «ZERO Dance Gallery», BDDC — «Boroditski Dennis Dance Company», «Танцевальную компанию По.В.С.Танцы», Дарью Бузовкину, Анастасию Кадрулеву, Артема Игнатьева, Константина Гроусса, «Alterum theatre» (Daboogiecrew)…

Музыкальная часть проекта, наоборот, избегала контрастов — упор был сделан на равновесие стилистик экспериментальной и академической музыки, рифмы джаза и рока в их эстетизированном виде, элементы свободной импровизации. Здесь приняли участие Федор Амиров (фортепиано, электроника), Антон Пономарев (саксофон), Алексей Чичилин (акустическая гитара), Иван Невзоров (кларнет), Ираида Юсупова, Олег Макаров — Patrick K.H. (электроника), «Tanatotantra» (джаз авангард)…

Программа визуального искусства предложила определенную квинтэссенцию поисков примерно 30 современных художников разных возрастных групп: Дмитрий Алексеев (1963), Андрей Бартенев (1969), Тимофей Караффа-Корбут (1975), Ирина Корина (1977), Алек-сандр Повзнер (1976), Андрей Тимофеев (1979), Таус Махачева (1983), Арсений Жиляев (1984), Дмитрий Теселкин (1985), Влад Кульков (1986)... Среди мастеров медиаарта оказались Stain, soundartist.ru, Констан-тин Малахов (1963), Илья Коробков (1970), Устина Яковлева (1987)...

Сразу бросалась в глаза занимающая почти полстены зала инсталляция Саши Фроловой «Eclipse» (2011) — надувная многолучевая черная звезда, в центре которой сердце, напоминающее эротическое вздутие, то ли губы, то ли грудные имплантаты, то ли дамские ягодицы, декорированные фаллическими ответвлениями. Этот посыл в аналогию со свастикой и в ассоциации с каким-то «круговым» сакральным знаком, который вдруг обнаруживает на публике свою эротическую подоснову.

Что ж, наверное, насилие, даже государственное, сродни эпатажу в «Moulin Rouge», и мы видим канкан в этих фаллических лучах, в этом плотском магнетизме розово-красных губ Мэрилин Монро. Такая подспудная «игра» оставляет у зрителя чувство тревоги, ведь люди — пленники сексуальных манифестаций власти.

Такими же аллюзиями пронизана работа Константина Малахова «Чемодан» (инсталляция, 2011). В своем пояснении автор пишет, что весь мир — чемодан, «вот он открыт, а вот он почти закрыт». Причем чемодан еще и красный. Внутри разложен, как на барахолке, пестрый набор (около сорока) миниатюрных портретов. Эти персонажи отсылают нас к погребальным фаюмским портретам, только это российский примитив, танатографический короб.

Озадачивает и работа без названия Андрея Кузькина — обычная тарелка с отпечатком ладони и циферблатом с нарушенным порядком цифр. Посуда так демонстративно примитивно оформлена, что одна из вариаций трактовок — это эпизод обычного поедания времени, перед тобой еще один съеденный день, время, поданное как пища, лишенное своей глубины и смысла.

И черная многоножка Фроловой, и красный чемодан Малахова, и тарелка Кузькина представляют собой развитие той иронической низовой линии русского современного социального смехового авангарда, какой был задан знаменитой работой Андрея Логвина «Жизнь удалась!» (1997). Перед нами в некотором роде сегодняшние «окна РОСТа», их глубинная основа — социально-политический плакат при всей внешней неангажированности. Но эта неангажированность кажущаяся. Наоборот, большинство предметов пропитано энергией отрицания современности.

Это наблюдение подтверждает, например, «насмешливый» выпад Ивана Шабанова, когда голая особа то ли мочится (то ли еще что-то вытворяет) над неким сказочным ларчиком, а бедро сей дамочки облюбовано вараном. Девица написана с такой же содержательностью отрицания, с какой Маяковский и его сподвижники рисовали капиталистов, попов, буржуев. Манера другая, время другое, но пафос остался прежним — плакатным.

Работа Александра Лысова «67352842190» (печать на акриловом стекле, 2011) о дестабилизации визуальной структуры: каждая линия отрицает другую и с ней не корреспондирует.… Из этой живописной сумятицы все-таки рождается нечто в духе абстракций Джексона Поллока. Художник говорит: «…Я использую метод моделирования ошибок и сбоев». Это кредо современного художника, на наш взгляд, осознанно отрицает кредо другого мастера: «я не ищу, а нахожу». Пикассо все следы своих поисков, попыток, не считал достойным поводом вводить в поле искусства, сегодня художник думает иначе — вот, смотрите итог упущений. Отношение к «сору» творчества принципиально изменилось. Такое тотальное расширение художественной территории создает немалые проблемы для экспертной оценки.

Работа Тимофея Караффы-Корбута «Рабочий стол» (печать на акриловом стекле, 2011) из ряда таких вот оценочных запинок. Перед нами рабочее поле компьютера, дисплей, повторенный несколько раз, на котором в строгом порядке, но при этом в полном логическом хаосе представлены опции для работы в обратном (зеркальном) изображении. Смысл увиденного в подсказке — графической прописи зайцев из фильма-ребуса Дэвида Линча «ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ». И что? Стоит ли тратить время на дешифрование? Все же внятность визуального зрелища есть важное условие качественного высказывания.

На контрасте хорошо прочитывается «Средство смешанного типа» (смешанная техника, 2011) Ирины Кориной, чей почерк узнаваем. Арт-объект в виде чучела или огородного пугала выполнен с индивидуальным шиком. В нелепости «средства», в комической примитивности фигуры, растянутой крестом по древесным корням, в нескладности, в аляповатом простодушии несочетаемых материалов (шелк, мех, ситец, корневища, металл…) видна радость самоделки. Это «частушка» рукоделия русского абсурда.

На фоне этих произведений довольно скромно смотрятся работы известного мастера эпатажа Андрея Бартенева, однако сегодня ключами прошлых лет новую реальность открыть, наверное, уже невозможно. Работа выглядит внутренне усталой. Рядом эквилибристика с кругами мишеней Евгении Кузнецовой под названием «1» и «2» (холст, масло, 2011) отмеченная двусмысленностью содержания — то ли головы рогатых существ, то ли завитушки сперматозоидов.

Зато пленяет панорама Ольги Кройтор. Издали это монументальный архитектурный проект, кристаллическое образование небоскребов, но вблизи оказывается, что блоки, из которых собран этот город, анимационные герои Уолта Диснея. Архитектурный сказочный пейзаж — коллаж из комиксов, собранный, как игра Lego. Это цивилизация мульти.

Привлекает своей «простотой» видеомэппинг-инсталляция «Mediarea» (разработка Russian Visual Artists, автор идеи Ян Калнберзин) — сидящая человеческая фигура в иератической позе, на которую проецируются блики, лучи, световые сигналы времени, потоки частиц… Так — наложениями — формируется определенный тип человека, более похожего на биологического робота, пронизанного проводами, его жизнь управляема. Этот персонаж одновременно из Древнего Египта и из визуального шедевра устрашения, фильма «Метрополис» Фрица Ланга. Инсталляция дышит угрозой вечного повторения насилия, она излучает мизантропию.

Из числа таких прогнозов развития цивилизации и проект Марины Черниковой «Urban Surfing». Начатый в 2004 году, он базируется на материалах исследований визуальной структуры различных мегаполисов. На фестивале была представлена инсталляция «URBAN SURFING / Метро / Москва» (видео 2’30, 1 канал DVD PAL; 2010) — кристаллизация потока движения и скорости движения в нашем метрополитене, интенсивность которого «отражает наше время, где концепция метро, как четко структурированного пространства, занимает и оттесняет права индивидуальных представлений о городской среде обитания».

Не каждый объект экспозиции поддался прочтению или вызвал эмоциональный отклик. Но, подводя итоги визуальной части фестиваля нужно сказать, что эта многогранная, профессионально крепкая часть мультижанрового фестиваля демонстрирует — парадокс! — верность молодой генерации традициям русского авангарда, такой же незыблемой матрице как передвижники или «мирискусники».

Так, объект Александра Повзнера — виток спирали, украшенный скальпом черных волос на краю длинной доски, — стоит в ряду бесконечных кинематических поисков с вихревыми энергиями пружин и спиралей, которым дали толчок еще Татлин и Родченко. «Скафандр II» Кирилла Челушкина из пенопласта перекликается с поисками мастера поролоновых скульптур Сергея Шеховцева, и даже намеренно наивное чучело ручной выделки, лубочное корневище от Кориной, можно встроить в ряд патетических жестов ХХ века, где монументальные фигуры рабочих и колхозниц внушали определенные чувства тем, «кто не с нами». Сейчас же эпоха предметов с погашенной агрессией, пора вещей, не внушающих страх, способных к саморазрушению, время вещей, провоцирующих смех, скоморошничание.

Напоследок возражение автору абстракции «02,С-21» Дмитрию Пархунову, рассуждающему: «Почему я занимаюсь абстракцией… а потому, что это независимая форма… свободная от каких либо интерпретаций»… В авторской интерпретации в связи с абстракцией надо говорить об автоматизме, какого добивались адепты дадаизма: делать не думая.

Визуальную часть фестиваля удачно дополняли, расширяя границы арт- лингвистики и углубляя ее, музыкальная и танцевальная программы.

Исполнители музыкального видеоперфоманса «NoSex» (Дмитрий Чеглаков /концепт, аудио, видео, перформанс/, Александр Иванец /пер-форманс, тромбон/, Дмитрий Субочев) использовали в показе элементы черного юмора, психоделические приемы, акцентируя в произведении тему насилия. По сути, «NoSex» есть обращение к миру, где попытка обратить внимание на свое существование получает жестокий ответ.

Музыкальный перформанс Антона Пономарева (саксофон), Алексея Чичилина (акустическая гитара) и Ивана Невзорова (кларнет) начинался почти неслышно с восточных переливов. Энергично и настойчиво с ударами по клавиатуре рояля исполнитель «разливал» некое «черное звуковое пятно», самостоятельно живущее в скрипяще-шуршащих звуках надрывной какофонии.

Медиаопера «Ways & Spaces» (Ираида Юсупова /композиция, тер-менвокс), Александр Долгин /видео), Вилли Мельников /перформанс) создавалась специально для проекта галереи Беляево «Ночь музеев– 2011» и была посвящена космической теме — «оживали» орбитальные фотографии космонавта Александра Скворцова, фотодокументы архивов NASA и Роскосмоса… Огромное око, словно из иллюминатора, рассматривало зрителя, контролировало видеоарт, следило за перформансистом. Тот раскладывал цветные листы тропкой-елочкой, по которой и пробирался, прочитывая эти листы как заклинание.

Алгебраическую гармонию в деструкцию внесли, пожалуй, три пьесы эстонского композитора Арво Пярта «Variations Zur Geundung Von Arinschka», «Spiegel im Spiegel» и «Fratres» (Владимир Иванов /фортепиано, Станислав Малышев /скрипка). Музыканты очертили смычком зыбкость неустойчивого состояние души человека, «хирургически» извлекали звук из текстуры бытия, а не проигрывали лишь мелодию…

Самой неровной оказалась танцевальная программа. Свою премьеру BDDC — «Boroditski Dennis Dance Company» «Свобода Для» (хореография, танец — Денис Бородицкий; музыка — Biopsyhoz, И. Бах) исполнитель предварил выступлением (с преизбыточным Я) о свободе, восседая в световом круге в шлепанцах. Эта деталь невольно снижала пафос оратора, который с патетической проникновенностью ратовал за высказывание личностного. Номер казался обращенным в прошлое, откуда были заимствованы цитаты из скульптурных работ великих творцов. Но иконографические совпадения поз: в профиль — задумчивость «Мыслителя» Родена, в фас — почти обвисшее тело Христа, а со спины — замедленное любование «Давида» Микеланджело, затушевывались хореографической назидательностью и заметной физической растренированностью танцовщика.

Где-то заплутали (уже в лесной чаще) герои спектакля «Через лес» (DanseVideoAction /DVA — Анастасия Кадрулева, Артем Игнатьев, Константин Матулевский /Санкт-Петербург).

Пост-стрит-данс-перформанс «If tomorrow comes — Refraction» Alterum Theatre (DaboogieCrew) был переведен как «Мир, который потерялся…», «Потерянный мир, потерянный рай…». Весьма обязывающее название. Однако это сюрреалистическое размышление оказалось рефлексией и по дням минувшим и дням завтрашним — чрезмерная интеллектуальная нагрузка на рядовой танец с элементами акробатики несколько искажала зрелище.

Появившийся ближе к финалу еще один участник танцевального перформанса предложил иную схему жестовой символики и вскрыл еще одну постановочную ошибку: не нужно менять правила по мере развития зрелища, коды и ключи должны быть все-таки заявлены в начале.

Зато совместный проект «Созвездия и отпечатки пальцев» ZERO Dance Gallery (Музыкальный цикл «Звездное небо» — Урмас Сисаск (Urmas Sisask), Владимир Иванов /фортепиано, Константин Гроусс, Миша Хумм / сценическая постановка, хореография, танец) отличался слаженностью замысла и воплощения. Часть движений и поз напомнила замедленно-скучающую, но графически выверенную пластику группы AES+F. Самым запоминающимся участником танцевальной программы стал Монста Блэк (Monstah Black; Нью Йорк). Его танцевальный перформанс «Skin» (A One Man Electro Show) объединил наиболее интересные фрагменты трех работ цикла — «Living Outside the...», «Submerged in Blue», «Black Moon» (La Lune Noir), сосредоточившись вокруг идеи квир-культуры, используя альтернативную моду и опираясь на музыкальную стилистику панк-рока и «новой волны».

Танец Monstah Black — это пластическая эволюция человека от природной красоты к «красоте» искусственного и фальшивого, где плавные гармоничные формы и мелодичные напевы переходят в экспрессию, в агонию, когда герой превращается в некое гибридное божество или андрогинное существо, которое «изваяли» из ртути и обули в золотые сапоги на невообразимой платформе 4–5 дюймов с каблуками 7 дюймов. Самая эффектная часть композиции — фэшн-фотография, где Black предстает перед публикой экстравагантной дамой в обтягивающем трико, меховом леопардовом пальто. Перед нами апофеоз трансвестизма, гимн игрищам на гендерные темы. Однако и трансвестизм, и транссексуальность, и маниакальное позирование, и энергия диско/рока — все это к финалу разоблачается. Остается лишь черная футболка.

В полифонии визуального жеста, музыки, танца, современного искусства явственно проявилась попытка адекватно отразить противоречия нашего бытия.

ДИ №1/2012