Если воспринимать произведения искусства в соответствии с размышлениями Вальтера Беньямина1, предстающие перед нами hic et nunc2 как носители смыслов и традиций, связывающих прошлое и будущее, переживающие своих создателей и зрителей, то такое событие, как ярмарка современного искусства, выходит за рамки традиционного ритуала приобщения к искусству. Поскольку в нем составляющая «из прошлого» невелика (редко встретишь произведение старше 70 лет, а в большинстве случаев им не более 10 лет) и работы еще не окружены «аурой» времени, их устремленность в будущее беспредельна. Соприкасаясь с современным искусством на ярмарке, мы не приобщаемся к предыдущим поколениям зрителей, а проецируем в будущее то, что последующие поколения испытают по отношению к произведениям нашей эпохи, а значит, и к самой нашей эпохе. Прогуливаясь по ярмарке, мы встречаем вестников будущего, которым еще только предстоит набрать «ауру» или безвестно исчезнуть, история рассудит.

Для того чтобы эта встреча на ФИАК 2011 года стала во всех смыслах результативной (не будем забывать, что это ярмарка!), команда Дженнифер Флэй пошла на нововведения, изменив формат ярмарки. Удивительно, но за 38 лет существования парижское событие так и не обрело отчетливого профиля, за что некоторые злые языки его порицали. Изменения в этом году произошли по нескольким направлениям, что дает ФИАК обновленный набор характеристик: узкий формат, внедрение в городскую среду, изолированность от «молодых рынков искусства». Эти характеристики, возможно, окажутся устойчивыми, но загадывать рано. Каждое событие такого масштаба, как вино, — результат упорной работы в течение целого года с непредсказуемым для непосвященных набором вкусовых качеств.

Сужение формата, пожалуй, самое сильное изменение, повлекшее наибольшее количество реакций, положительных и отрицательных. В связи с закрытием на реконструкцию квадратного дворика Лувра было решено сосредоточить все галереи в одном пространстве, под куполом Большого дворца. Отказ от строительства временного комплекса на новом месте позволил дать галереям единый статус, не разделяя их на начинающих и укоренившихся на рынке, но и привел к тому, что количество участников сократилось — с 196 (в 2010 году) до 168. Для сравнения: в «Арт-Базеле» участвуют примерно 300 галерей. В результате более строгого отбора комиссии неизбежно осталось за бортом и много качественных галерей. Возможно, в связи с этим сокращением большинство галеристов отказались от слишком новаторских решений, прибегнув к более консервативным и «понятным» проектам. Но даже при уменьшенном списке участников в Гран-Пале было необходимо найти дополнительные площади — их нашли в галереях второго этажа, которые огибают пространство под куполом. Их обветшавшие стены с оголенной кирпичной кладкой способствовали созданию особой атмосферы.

Добавим, что, несмотря на то что одним из условий политики отбора было повышение международного статуса ярмарки, от чего в основном пострадали французские участники, ни одна русская галерея не прошла конкурсный отбор. Кроме западноевропейских и американских галерей других иностранных участников было всего 17, то есть 10% общего числа участниц: по три из Мексики и Бразилии, две из Израиля и Индии, по одной из Японии, ЮАР, Южной Кореи, Китая, Ливана, Турции и Румынии. Такое пренебрежение к представителям активно развивающихся рынков искусства может отрицательно сказаться на имидже ФИАК, которую уже обвиняли в элитарности и неприятии других культур.

Перспективной идеей этого года можно назвать развитие проекта за счет раскрепощения искусства и расширения выставочного пространства в городской среде. Зрителям предлагался традиционный моцион по парку Тюильри между площадью Согласия и Лувром, возможность бесплатно приобщиться к монументальному современному искусству: огромная серебряная шишка-лотос на глади фонтана Антуана Доротта, металлический человек Энтони Гормли, шар из деревянных игл Винсена Може, и т.д. Не останавливаясь на достигнутом, организаторы подключили новое, априорно не имеющее ничего общего с искусством пространство: естественно-научный комплекс, расположенный на юге, вверх по течению Сены, в районе вокзала Аустерлиц, включающий Ботанический сад, зоопарк и зоологический музей. Скульптуры, мультимедийные объекты, инсталляции были рассредоточены в разных уголках парка, зоосада и в самой экспозиции чучел и скелетов, создавая диалоги с природой, живой или мертвой. Такое кураторское решение, несмотря на то что его нельзя безоговорочно назвать успешным, позволило по-новому оценить соотношение природы и культуры, обозревать искусственные предметы в непривычной естественной среде, или приобщиться к искусственно упорядоченной природе сада с вкраплениями хаоса, который манифестировали некоторые произведения. От сопоставления природных творений и творчества человека в сознании зрителя возникало множество ассоциаций — дикость, социум, плоды воображения, семена, регенерация, стерильность, размножение, корни, истоки… В применении к искусству это создавало обширное поле для размышлений и переосмысления современных теорий об истоках вдохновения, процессе творчества, статусе произведения искусства. Как подчеркивали организаторы, польза такой диспозиции состояла также в том, что она подчеркивала необходимость принятия срочных мер по защите природы и повышению ответственности людей в любой сфере деятельности.

Диалоги, выстроенные кураторскими методами, оказались и содержательными, и традиционными, если принять во внимание, что большинство художников, творивших в Париже в ХIХ и ХХ веках приходили за вдохновением именно в этот Музей зоологии.

Возможно, суждение несправедливо, но показалось, что в основе такой особой организации ярмарки и тенденциях отбора экспонатов лежит особый вкус директора ФИАК Дженнифер Флэй, не соотносимый с принципами организации других масштабных культурных событий во Франции. Можно объяснить это двумя причинами: она женщина, и она англичанка. Отметим также, что 5 из 7 членов отборочной комиссии тоже женщины. Об уклоне в пользу «женского восприятия», со всеми оговорками по поводу такого рода категорий, свидетельствует предпочтение, отданное садам, а не новой временной конструкции или торжественному залу, или заброшенной фабрике, и именно тем садам, в которых парижане привыкли гулять с детьми по выходным. К тому же среди экспонатов бросались в глаза первоклассные работы Барбары Крюгер и Синди Шерман, а также хрупкие, но весомые композиции Сигалит Ландау, произведения скончавшейся недавно Луизы Буржуа и веселые пятнистые формы Яйой Кусамы, чья ретроспектива как раз открылась в музее Помпиду. Является ли это отражением обновленного институционного интереса к гендерным вопросам, поставленным в том числе экспозицией «Elles@centrepompidou» 2009–2011 годов в центре Помпиду? Или относится скорее к обновлению в проблематиках современных художников, где гендерные вопросы снова выходят на первый план наравне с темами смешения, переселения, идентичности и т.д. Возможно, настоящее объяснение прозаично: учитывая то, что речь идет о ярмарке искусства, такой выбор — ответ на спрос, исходящий от определенной части населения, которая сейчас готова вкладывать деньги в современное искусство подобно Дарье Жуковой.

В заключение отметим, что изменение геометрии ярмарки, сужение формата и рассредоточение площадок послужило улучшению качества и зрелищности ежегодного события. Остается ждать следующего года, чтобы вновь приобщиться к октябрьской фантасмагории на берегах Сены.

1 Вальтер Беньямин. Произведения искусства в эпоху их технической воспроизводимости. 1936.

2 Лат.: здесь и сейчас

ДИ №1/2012