Ирина Кулик. Ваша выставка «Завтра — это вопрос?» открывает новое здание Гаража. Почему именно этот проект вы решили показать здесь и сейчас?

Риркрит Тираванийя. В этом проекте соединено множество разных элементов, с которыми я уже работал раньше, но все они, как мне кажется, накладываются на историю этого места. Так как это бывший ресторан, напрашивалась история с едой. Я выбрал пельмени, потому что это традиционная местная еда, но в то же время они похожи на китайские дим-самы…

Ирина Кулик. Да, как лапша, которую вы готовили во время вашего знаменитого перформанса на Венецианской биеннале девяносто третьего года, может считываться и как итальянское, и как азиатское блюдо…

Риркрит Тираванийя. Совершенно верно. В традиционных китайских ресторанах еду развозят на специальных тележках. Вот и на московской выставке мне хотелось добавить движения в открытое, распахнутое во все стороны пространство, поэтому появились женщины, разносящие пельмени. Когда мы обсуждали мою выставку с куратором Кейт Фаул, она говорила, что новое здание Гаража сделает музей более заметным в парке, более открытым для публики, и мы хотели предложить что-то, способное расшевелить и вовлечь публику. Например, пинг-понг, с которым я уже работал, – это же как раз развлечение для Парка культуры и отдыха, наверняка тут и раньше в него играли.

Ирина Кулик. А что для вас значит пинг-понг?

Риркрит Тираванийя. Он может быть метафорой неких метафизических возможностей, как в сделанных в семидесятые годы работах чехословацкого художника Юлиуса Колера. Выставка его фотографий также является ключевым элементом моего проекта. Для меня это образ перекрестного обмена, диалога, в который я всегда стремлюсь вовлечь зрителей. Ведь надпись на столах «Завтра – это вопрос?» – это и правда большой вопрос, который имеет смысл обсудить.

Ирина Кулик. Вы один из главных художников эстетики взаимоотношений…

Риркрит Тираванийя. Да, это так…

Ирина Кулик. Как вы для себя определяете, что это такое?

Риркрит Тираванийя. Создавать возможность взаимоотношений, ситуацию, в которой можно провести время вместе – за едой или играя в пинг-понг.

Ирина Кулик. Ваши проекты очень дружественны по отношению к публике, но для кого-то они могут оказаться и фрустрирующими. Ведь мы привыкли ходить в музеи, чтобы увидеть некое зрелище, а тут оказывается, что смотреть, собственно, нечего. Учитываете ли вы эту возможную фрустрацию публики?

Риркрит Тираванийя. Да, пожалуй, эти обманутые ожидания могут быть интересны. Хотя публика может быть разочарована и более традиционными формами современного искусства – фрустрирована собственным непониманием. Я скорее ищу способы снять эту фрустрацию. Московская публика на открытии явно не выглядела разочарованной. Все с удовольствием играли в пинг-понг, ели, разбирали футболки, но, возможно, не очень отдавали себе отчет в том, что все это – произведение искусства. Иногда люди, наоборот, слишком сосредоточены на том, что они в музее, и словно не верят в то, что здесь и правда можно есть или играть. Но как только они решаются пересечь незримый барьер, ограждающий «искусство», становится легче. Нужно, чтобы кто-то обязательно решился сделать это первым, подать пример другим. И часто мне приходится заботиться о том, чтобы среди публики оказались такие люди.

Ирина Кулик. В одном из ваших проектов вы предлагали в распоряжение публики целую студию звукозаписи. Решился ли кто-нибудь воспользоваться ей?

Риркрит Тираванийя. Да, многие – от любителей, бренчавших на гитаре, до профессионального джаз-бенда. Замечательно, что все поняли, что не нужно демонстрировать свой уровень мастерства.

Ирина Кулик. Многие ваши проекты включают реплики знаковых произведений архитекторов-классиков модернизма – Ле Корбюзье, Филиппа Джонсона, Фредерика Кислера.

Риркрит Тираванийя. Я использую архитектуру, потому что для моих проектов нужно пространство и потому что архитектура ставит социальные вопросы. Мне нравится использовать то, что хорошо работает, а архитектура классиков модернизма, как и советские автобусные остановки, которые воспроизведены на выставке в Гараже, «работает», она комфортна.

Ирина Кулик. Важно ли вам утопическое измерение модернистской архитектуры?

Риркрит Тираванийя. Да, несомненно.

Ирина Кулик. В две тысячи третьем году вы вместе с Молли Несбит и Хансом Ульрихом Обристом выступили куратором проекта «Станция Утопия» на Венецианской биеннале. Так что такое для вас утопия?

Риркрит Тираванийя. Для меня утопия – это не порядок, как обычно думают, а хаос, дезорганизация и возможность выстоять и поддерживать отношения с другими в этом хаосе.

Ирина Кулик. Когда вы «сквотируете» реплики модернистской архитектуры в ваших проектах, вы вносите хаос в предусмотренный ими порядок?

Риркрит Тираванийя. Да, пожалуй.

Ирина Кулик. В одиннадцатом году вы сделали выставки «Fear eats the soul» и «Police the Police», атмосфера которых – граффити с образами демонстраций и уличных беспорядков и протестными слоганами. Те же слоганы, которые печатались на футболках, напоминали, насколько я могу судить по фотографиям, лагеря и пикеты движения «Occupy», стартовавшего в том же году….

Риркрит Тираванийя. Не думал об этом. Но полагаю, что такого рода движения очень важны, они дают обществу импульс развиваться, двигаться дальше.

Ирина Кулик. Какие из субкультур и контркультур вам наиболее симпатичны?

Риркрит Тираванийя. Мне нравится все, что «контр…»

Ирина Кулик. Вы считаете себя частью какой-то традиции в современном искусстве?

Риркрит Тираванийя. Я стал художником потому, что увидел «Белый квадрат на белом фоне» Малевича. Я собирался стать фотожурналистом и поэтому начал посещать занятия по истории искусства. Увидел на одной из первых лекций репродукцию этой работы Малевича. Она открыла мне возможности, которые есть у искусства. После этого и после «Фонтана» Дюшана я решил стать художником. Но мне пришлось искать ответ на вопрос, – что я могу сделать в искусстве после реди-мейда? Возможно ли сделать искусством жизнь? Для меня важен «Флюксус», потому что участники этого движения так же стремились стереть границы между искусством и жизнью. Я очень люблю Гордона Матта-Кларка, потому что у него было множество занятий, не все из которых походили на занятия искусством – например, он открыл богемную столовую в Нью-Йорке. В каком-то смысле Гордон Мата-Кларк еще в семидесятые занимался искусством взаимоотношений и был очень щедрым в своих взаимоотношениях с публикой и другими художниками.

Ирина Кулик. А если говорить не только о художниках, но и о писателях, музыкантах, мыслителях и так далее?

Риркрит Тираванийя. Для меня очень важен Масанобу Фукуока, японский фермер-философ, разработавший концепцию натурального земледелия, перманентного сельского хозяйства без вспашки и удобрений, основанного не на вмешательстве в природу, но на сотрудничестве с ней.

Ирина Кулик. Его идеи вдохновили вас на проект «Land»?

Риркрит Тираванийя. «Land» возник в девяносто седьмом году в Северном Таиланде как коммуна художников, стремящееся существовать на самообеспечении – с альтернативными источниками энергии, экологическим земледелием. «Land» живет как растение: растет, приносит плоды, умирает, и тогда надо сажать новое. Он развивается циклами, подъемами и спадами. В последнее время это скорее спад, в том числе и в связи с политической ситуацией в Таиланде. Правда, сейчас на «Арт-Базеле» мы показали архитектурный проект, который для «Land» разработали немецкие архитекторы Николаус Хирш и Мишель Мюллер.

Ирина Кулик. «Land» – это утопия?

Риркрит Тираванийя. Это лаборатория утопии.