Работы художников этой галереи (Сергея Огурцова, Станислава Шурипы, Анны Титовой, Михаила Толмачева, Николая Алексеева) чем-то подобны клаузурам, проектным предложениям архитекторов. Они по определению разомкнуты в пространстве интерпретации, эскизны в плане воплощения, минималистичны, требуют специальной интеллектуальной подготовки и совсем не зрелищны, не аттрактивны. Мало что могут сказать тем, кто получил классическое художественное воспитание. Я посчитал, что для зрителя со стороны, для того, кто не знает правил игры внутри арт-лаборатории Галереи 21 многие выставленные на Гоголевском бульваре работы совсем не общительны, герметичны. Слово «не общительны» очень не понравилось Сергею Лоцманову. И в качестве контраргумента он привел факты регулярно проводимых в галерее круглых столов и семинаров. Занятно, но предложенные им доказательства «общительности» искусства апологетов идей Шурипы и Огурцова как раз, по моему мнению, свидетельствуют об обратном. Контакт с произведениями труден, и, чтобы «разговорить» объекты, требуется привлечение дополнительных ресурсов коммуникации, метаязыка, языка описаний и комментариев. А они, как известно, и моделируются на всяких круглых столах и коллоквиумах.

Полагаю, что эта вот «необщительность» многих выставленных в программе «Детектива» опусов была принята куратором Валентином Дьяконовым как раз за козырную масть экспозиции. Пространство ее, срежиссированное архитектором Ольгой Трейвас, уподоблено лаборатории какого-то ставшего жертвой перестройки и дикого рынка советского закрытого НИИ. Залы разделяют дешевые клеенчатые занавески, за которыми прячутся по-ученому основательно откомментированные Дьяконовым артефакты. В большинстве случаев они совсем не хотят нравиться зрителю и услаждать глаз. Они подобны самодостаточным и честным в своей непраздной обусловленности вещдокам проводимого эксперимента. Может быть, узко понятого — следственного. А может быть, шире — антропософского. Каждый экспонат требует от зрителя усидчивого и неспешного расследования. Среди проектов имеются целые модели музеев тайных знаний о жизни планеты Земля (серия скульптур Ивана Горшкова «Кодло» на тему дарвиновской теории эволюции человека, витрины Ильи Долгова с его наукообразной версией появления «азоидов» — энергий, движущих мир к самопознанию).

Встречаются и программы, в которых рельефно выделен социологический аспект исследования-расследования. Например, несколько проектов посвящены жилью граждан России с сознательным нарушением логики жизнедеятельности и инфраструктуры. Кирилл Глущенко вынимает из обычной рекламы агентств по продаже недвижимости картинки квартир, размещенных на сайте, и делает их экспонатами. Создается впечатление, что мы, будто сыщики, наблюдаем в микроскоп за логикой устройства чужой жизни. Тема полустертых свидетельств культурной памяти, хранимой в интерьерах советских квартир, изысканно инсталлирована Дарьей Иринчеевой. Макеты книг стоят на типичных советских полках, однако названия наполовину выветрились из памяти, и зритель может прочесть только отдельные, запомнившиеся художнику по начертанию и типографскому набору буквы и слова. Илья Орлов воссоздал интерьер целой квартиры российского интеллигента средних лет, у которого шкафы из ДСП, стулья венские, недорогие кресла, в меру обшарпанные обеденный и письменные столы. На стенах картины с притаившейся природой в духе Юбера Робера или Констебля. На столах и кушетках книги разных авторов: от Гегеля до Бориса Савинкова. Такое соседство разных предметов убедительно складывается в социальный и психологический портрет хозяина квартиры: симпатизирующего левой идее, воспитанного еще в «совке» интеллектуала. Его приверженность романтической поэтике может быть опасной для него и заразительной для общества, как соблазн мыслью о возможности преступления ради общего блага. Такой может быть преступником, а может — жертвой.

Переход от общих философских, социокультурных проблем к плоти детективного жанра удачно поддержан работами АЕС+Ф (с 14 портретами подозреваемых девочек, из которых лишь половина совершила преступления), Арсения Жиляева с распластанной на полу фигурой хипстера в курточке с капюшоном, неоэкспрессионистической живописью Наталии Турновой из серии «Преступления»…

Работы многих представленных на выставке художников поколения тридцатилетних куратор Валентин Дьяконов когда-то объединил лихим определением «новые скучные». Оказывается, эта скука — сущностное свойство творческого состояния души. Разъятие мира на непримечательные вроде бы банальности создает условия для возникновения подлинного интеллектуального азарта, желания включиться в разгадку предложенной системы улик. К тому же смоделированное «фасеточное» зрение мира вполне согласуется с нашим восприятием культурной информации, в которой давно нарушена классическая логика интерпретации, а реальность принимается не только декартовой, но и виртуальной. 

ДИ №4/2014