×
Любовь-Мокров
Юлия Кульпина

«Спрячь в ладонь новорожденный огонь» — вот так лирично называется выставка в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре. Строкой из свадебной клятвы озаглавлена тотальная инсталляция медиа-работ Романа Мокрова, который в числе прочего для полного погружения в праздничную атмосферу даже предложил желающим погулять с размахом на всамделишной свадьбе, случившейся на открытии выставки.

АTres tristes tigres tragaron tres tazas de trigo y se atragantaron.

(Три грустных тигра поедают три корзины с пшеницей и давятся.)

Испанская скороговорка

Очень хорошая выставка. Подсмотрела несколько интересных идей для свадьбы подруги. Катя. Из книги отзывов

И пока он говорил это, знаешь, молекулы на его лице они словно перестроились.

Кинофильм «СчастливоСпасибоЕщеПожалуйста»

«Спрячь в ладонь новорожденный огонь» — вот так лирично называется выставка в Московском музее современного искусства на Гоголевском бульваре. Строкой из свадебной клятвы озаглавлена тотальная инсталляция медиа-работ Романа Мокрова, который в числе прочего для полного погружения в праздничную атмосферу даже предложил желающим погулять с размахом на всамделишной свадьбе, случившейся на открытии выставки.

Надо полагать, что автор, давно совместивший в своей жизни два культурных компонента — столичный и провинциальный, будучи одной ногой в Москве, а другой в Немоскве (как он обозначает местоположение своего присутствия), мог легко предугадать реакцию рядового зрителя на свой проект. Брезгливый смешок гламурной московской публики и заинтересованное созерцание жителями нестолицы роскошного собрания документально зафиксированных свадебных шаблонов. Словом, смех и радость Мокров приносит людям, отражая в представленных на выставке фотографиях, видео и инсталляциях бесконечную чреду штампов, которые по обыкновению отыгрываются участниками праздничного мероприятия с удивительной прилежностью и самозабвением.

Свадьба — событие не произвольное, она как нельзя лучше, достовернее и полнее свидетельствует о социальных и культурных возможностях брачующихся. Во внутренней жизни постсоветской нестоличной действительности свадебные стереотипы нарочито пошлы, под стать самому их контексту — беспросветно жалкой обыденности. Многочисленные детали быта — крикливые мелочи жизни — вульгарный китч ковров, бантиков, звериных принтов, бижутерии и в целом вопиющей нищеты и торжествующей безвкусицы — запечатлены в проекте Мокрова с поразительной откровенностью, но и с какой-то нежностью.

Да, он и сам из той же среды, и, представляя перечень периферийных образцов торжеств и быта, Роман Мокров не раздражается, не иронизирует, не философствует, не сострадает и не проявляет высокомерия, между прочим. Он умудряется радоваться такой искренней и доброй радостью, которую даже сами участники события не всегда в состоянии до конца почувствовать.

Мокров уже не вполне разделяет эту незамысловатую жизнь, ограниченную мертвым бетоном пятиэтажек с изрисованными стенами, но он не отрицает и не презирает ее по причине простой и безусловной: «Можно получать удовольствие от маленьких вещей — от купанья на матрасе, от поездки на электричке». И верно, если ты способен радоваться малому, то и сама радость жизни будет присуща именно тебе. Жизнь не ускользнет, не утечет песком сквозь пальцы, когда ты ощущаешь заведомую значимость, весомость и полноту каждого ее мгновения, вглядываясь, вслушиваясь, вчуствуясь в те маленькие вещи, которыми она наполнена.

Как бы ни был душен и замкнут этот аляповатый мирок, но среди ковровых зомби всегда находятся люди, умеющие эту действительность чувствовать, способные мыслить и проживать, люди, для которых ценность их существования не обусловлена внешними проявлениями и вообще не сильно зависима от материальной составляющей жизни. Именно такие свидетельства обнаруживаются в любом произведении Романа Мокрова. Его видеоинсталяции особенно ясно визуализируют это мировосприятие: невидимая реальность накладывается на видимую, и они оказываются нераздельны, целостны и пластичны, видимый мир совершенно преображается, приобретая значение и содержание, и определяющим становится не внешний контекст, а глубина и чуткость неравнодушного личного восприятия.

Не отступая от законов жанра свадебной фотографии, Мокров фиксирует ординарные сцены, стандартно формирующие событие, но не ограничивается штампами. С видимым удовольствием он выходит за пределы шаблонов, расширяет пространство происходящего, насыщает его, открывает смыслы, которые давно уже не улавливает наш «замыленный» взор. Он отшелушивает действительность, удаляется от поверхностного, очевидного, плоского, преодолевая пределы обыденности.

Мокров постоянно отодвигает границы. Даже если в качестве штампа выступает контекст, художник находит внешнее смысловое вместилище и ему. Столкновение штампа с многосложной реальностью выглядит обычно смешно и абсурдно, парадоксально, иногда грустно (ведь «у абсурдного столько же оттенков и степеней, сколько у трагического», как писал В. Набоков).

В том, как невесты, приподнимая пышные синтетические платья, идут по грязному снегу или торопливо поднимаются по лестнице обшарпанного, замаранного подъезда в родном доме, есть что-то трогательное, что и улавливает художник: праздник отрывает нас от обыденности, показывает другую, лучшую грань действительности.

В праздничной кутерьме художник «вылавливает» мгновения, в которых его герои неожиданно открываются или проявляет себя сама ситуация, сбрасывая маску шаблона. Авторское назначение Мокров видит в «расставлении кавычек». Он отводит себе особую роль — нейтрального присутствия. Он не смущает своих героев, и они не позируют, не играют, они не чувствуют внешнего контроля, не видят в художнике наблюдателя.

На фотографиях они словно пойманы врасплох. Точно герои русских портретов XVIII века, они выражают неловкость, общее смущение. Одетые в непривычную одежду и не знающие как себя вести, хотя все роли свадебного спектакля давно разучены. За редким исключением это не особенно счастливые, растерянные, слегка задумчивые лица, часто невыразительные внешне, так же как невыразительна их жизнь. Лица людей с их обнаженными простыми чувствами неожиданно (и, возможно, лишь на мгновение) полностью раскрывшимися в них.

Но интересно, как же Мокрову удается застать врасплох сразу полтора десятка человек? В многофигурных композициях он следует привычным русским художественным традициям — изобразить в качестве героя толпу, персонифицировав персонажей.

Одна из таких работ проекта особенно хороша. Толпа, звучащая разными голосами, слагаемая из многих лиц, где каждый занимает свое место, но в то же время каждый отвечает за свой сюжет. Невеста бросает букет, свидетельница, изумительно изгибаясь, упускает его, так же как и девочка с гримаской разочарования, едва сменившей настырность устремления, одна из женщин глядит в камеру, являя олимпийское спокойствие (не иначе как замужняя), за спиной невесты скучились прочие не менее выразительные особы, а в зале гости, скучающие или любопытствующие, и наконец, в центр композиции неожиданно врывается жених, уверенно поддерживающий ритм вытянутых вверх рук. Нет, он ловит не цветы, а пробку, вылетевшую из бутылки шампанского...

Эту фотографию можно рассматривать часами и с удовольствием куда более исчерпывающим, чем при лицезрении «Последнего дня Помпеи». Все-то в ней радуется. И праздник, несомненно, удался. Вот она во плоти, русская обыденность абсурда, насыщенная, драматичная и смешная, обладающая расширенной логикой, разрывающей самую ничтожную, уродливую профанную реальность вещного мира.

Юный остроумец Рома Мокров позволяет нам в сюжетах торжественной обыденности разглядеть повод для действия искусства. Он предлагает увидеть прекрасное в отталкивающем, откровенно безобразном и полюбить его. Он открывает путь для восприятия мира как ценности, словно пряча в руках обжигающий и яркий свет всегда близкой и всегда ускользающей жизни. 

ДИ №4/2014

14 августа 2014
Поделиться: