Жанр этнографической зарисовки, к которому обращается Сергей Калинин на своей выставке «Путевые заметки» в галерее «Триумф», вроде бы анахронизм, ведь в наши дни не осталось неисследованных земель и народов. Но этот взгляд путешественника оказывается своевременным и острым. Да знаем ли мы Европу в самом деле, ведь ее страны кардинально меняются. Боязнь глобализации, унификации, как правило, связывали с Америкой: везде одни и те же гамбургеры, одни и те же логотипы корпораций. Необычное привыкли искать в экзотических странах и радикально иных культурах. Но в пост-колониальную эпоху все переворачивается и унификация приходит вместе с иммигрантами. Путешествие становится как бы невозможным – перемещаясь из города в город, помимо архитектурных достопримечательностей, ты видишь всё то же: кебабы, китайские и индийские ресторанчики, уличные прилавки с бижутерией, специальные парикмахерские для африканских и азиатских волос и множество людей в национальных одеждах. Европа расплачивается за многовековую попытку подчинить своей культуре другие народы и теперь подчиняется им сама.

Сергей Калинин выбирает «европейскую» технику живописи, но не дописывает картину от угла и до угла, а изображает только то, что его впечатлило как живописца. Этот белый вакуум говорит об отделенности иммигрантов от новой среды обитания, а также лишает зрителя возможности сразу определить, где увидел сюжет художник. Этот – в Париже, тот – во Флоренции, а эта женщина – в Пизе. Но в этом не уверены и они сами, ведь они в первую очередь «в общине», да и мы не знаем, точно ли мы переместились в другой город, люди вроде бы те же самые. Кроме того, белый фон отсекает информацию о том, чем эти люди заняты. Две дамы привлекают взгляд узорами на тканях своих платьев, но за кадром остается то, что видел художник, что они торгуют на улице, разложив на грязной тряпке мобильные телефоны, нелегальные сигареты и просроченное детское питание. Там же посреди товаров их ребенок в коляске с прической, которую можно принять за экзотический фрукт. За ними карта парижского метро, которая считывается как еще один орнамент. Белый фон играет и с нашими предубеждениями. Вот фигура, лежащая на земле, мучительно согнутая, за ней виден фрагмент решетки. Без прорисованного окружения фигуры мы не можем понять, находится ли этот человек в заключении, «за решеткой», или он бездомный, заснувший на улице под солнцем. И это стереотипы: увидев иммигранта, европеец начинает думать о проблемах, своих или его. Правда в том, что Сергей Калинин зарисовал девушку, которая занимается йогой, что есть признак вполне успешной европейской жизни.

Принцип «верить только своим глазам» уже не работает как стратегия сопротивления пропаганде. Фильтры уже внутри, и потому сюжеты об иммигрантах содержат страх и угрозу. В идиллической сценке флирта на улице можно рассмотреть граффити с пистолетом, вырезанное на коре платана. Фигура на скамейке в парке совмещена с фрагментом витрины оружейного магазина на соседней улице. Принадлежность к другому фенотипу является достаточным основанием для подозрений – «другой» окружен неизвестностью, подобной белому фону в картинах Калинина, и европеец волен наполнить его своими предположениями. Ощущением опасности пронизано все в уличной фреске в Париже, которая должна изобразить дружбу народов, улыбки детей больше похожи на оскал монстров из фильма ужасов. Позитивная агитация не задалась. Зато с негативной есть большой исторический опыт – недавняя выставка в музее Бранли рассказывала о завоевании Новой Каледонии Францией в 1853 году и судьбе аборигенов – канаков. Мирные земледельцы были представлены в газетах кровожадными людоедами, а укрощение и просвещение людоедов нельзя не считать благим делом.

Свое наблюдение за приехавшими из бывших колоний Сергей Калинин продолжает в Ватикане. Религия в последние десятилетия начинает играть большую роль, чем в годы первой волны европейской иммиграции, причиной тому не только «деиндустриализация», в ходе которой иммигранты оказались ненужными новой экономической системе, но также дискредитация светских идеологий вроде либерализма и коммунизма. Причем не только ислам, но и католичество переживает подъем. Для тех, кто приехал в Европу, присоединение к числу христиан может означает слияние с новой родиной. А для европейца это повод смириться с изменившимся окружением. Лицо христианства изменилось не в меньшей степени, чем лицо Европы.

Священники на традиционном событии в Риме – процессии св. Крисогоноса в Трастевере – выходцы из бывших колоний. На рождественской проповеди urbi et orbi папы римского Франциска также много африканцев. В ряде работ Калинин выносит на первый план желание общности. Благородные девицы из католической гимназии, скандирующие речевки во славу папе Франциску, рифмуются с марширующей рядом гвардией Ватикана. На следующей картине – стадо овец на Аппиевой дороге: клубы шерсти, молока и мяса, ступающие копытами по отполированным глыбам вулканической лавы. Ассоциация верующих со стадом не оскорбительна, а традиционна – многие мозаики Рима представляют христиан как овец. Быть невинным агнцем и слушаться пастыря – путь к райским кущам, а груз светского человека, необходимость постоянно вырабатывать себе правила порой невыносимы. Сергею Калинину в его «Путевых заметках» удалось уловить ритм вечного возвращения ритуала, к которому можно причислить не только ежегодную речь папы и гвардию в исторических костюмах, но и обязательный туристический визит – прикосновение к камням, по которым ступали римские легионеры, и стадо овец, таких же, как и тысячу лет назад. Дигитальную репродукцию художник также показывает как современное проявление жажды бессмертия. За африканской девушкой на urbi et orbi видны руки, молитвенно воздетые из толпы к небу, а в них – планшет Apple, ниже – чья-то рука с мобильным телефоном, слева над головами – камера Ватикана. Зафиксировать себя в исторический момент – всеобщий порыв. Калинин фиксирует эту потребность ритуала, которое есть и у прихожан-католиков, и у обитателей гетто, держащихся за свои традиции, и у туристов, которые хотят убедиться, что славные древности неизменны. Но художник находит и тех, кто играет не по правилам, кто еще неподвластен конформизму – детей. Мальчишки используют как спортивный снаряд древнюю статую Пасквино в Риме, на которой издавна и до времен Берлускони взрослые вывешивали политические пасквили. Девочки на площади во Флоренции смотрят в небо и видят что-то свое, а не собор с туристической открытки. На детей похожи и современные художники, стремящиеся снять все маски и дойти до сути вещей. Для этого они готовы маски и надеть, чтобы показать, что идентичности этнические, гендерные или конфессиональные, зачастую, нам навязаны и потому могут быть сняты. Художник Владимир Дубосарский на биеннале в Венеции веселит детей, надев клоунский нос, а незнакомец одиноко ожидает вапоретто с красными женскими туфельками в руке.

У выставки есть и тайная история – подземный этаж галереи превращен в подобие крипты, раннего храма, скрытого под помпезной поздней базиликой. В криптах храмов, как правило, можно видеть раннюю версию христианства, более открытую и лишенную условностей, изобретаемых веками институтом католической церкви. У Калинина во мраке подземелья путеводным светом мерцает портрет папы Иоанна Павла II. Папа держит в руке компакт-диск, похожий на снятый с головы нимб. Сюжет основан на реальной истории, когда папа в зале приемов Ватикана посмотрел выступления деятелей современной культуры – граффитистов, рэперов и брейк-дансеров, сказал, что талант их от Бога и благословил продолжать. Среди представителей этих видов искусства немало иммигрантов. Думается, что Иоанн Павел не просто так одобрил представителей андеграунда – церковь и сама вышла из катакомб. Теперь эстафету бунтарства принимают деятели культуры.

ДИ №5/2014