НЕУЛОВИМАЯ ЭКСТЕР Вера Чайковская

Грандиозная выставка – первая ретроспектива художницы. Работы поражают брутальной мужской энергией. Не хватает лиц. Особенно лица художницы. Потому что очень хочется представить, как же выглядела эта необыкновенная женщина, смелая авангардистка, футуристка, делившая жизнь между провинциальным Киевом и блистательным Парижем, навсегда покинувшая Россию в 1924-м, но до того громко заявившая о себе невероятно мощными абстрактными холстами и безумными по напору экспрессии эскизами к трем спектаклям Камерного театра. На выставке нет не только автопортретов, что удивительно для женщины-художницы, но и вовсе никаких портретов. Впечатление такое, что все личное Экстер как бы стремится оставить за бортом. Автору фундаментального издания, посвященного художнице, Г. Коваленко, приходится добираться до ее личности «кружными путями», через «общий» киевский и парижский круг. Нет дневников, почти нет писем. Мало и фотографий. Ореол загадочности существует вокруг ее личности, жизни и судьбы.

Ее лицо теряется в массе лиц актеров Камерного театра на огромной фотографии, украшающей выставку (дизайн Б. Мессерера). Облик в монографии Коваленко скорее удивляет. Так выглядели изнеженные дамы, буржуазки, на холодновато-язвительных портретах В. Серова. Но Экстер! Сопоставление лица и работ тайну только увеличивает. Несколько загадочно и вхождение в круг футуристов, точнее кубофутуристов. Тех, кто в пределе и Пушкина отбрасывал, оставляя странные «нечеловеческие» «первые» слова. Тут налицо и на лице «священное безумие». Но Экстер и внешне «слишком нормальна», и от культурного прошлого не только не отказывается – оно становится ее второй (или первой?) натурой, ее религией, ее способом выбрасывать ненужную в реальности, застоявшуюся энергию. В ее театральных эскизах, столь многочисленных, что оторопь берет – каковы же были спектакли театра, названного Камерным?! – воскресает архаическая Эллада, густо замешенная на Вавилоне и Египте, древняя Иудея, летучий и изысканный итальянский Ренессанс. И все это опять-таки не в лицах, а в позах, движениях, фантастически причудливых одеждах, удлиненных острых фигурах, контрастных сияющих красках, во всем этом бесконечном экстазе, который запечатлен спокойной рукой мастера.

Подступы к этому порыву ощутимы в работах художницы 1910-х годов, в кубистических пейзажах и натюрмортах («Натюрморт (Ваза с вишнями)», 1914). И все же, как мне кажется, русская революция с ее «всемирным размахом» прибавила ему огня и напора. Александр Тышлер, один из посетителей знаменитой киевской студии художницы, пишет в автобиографическом отрывке, что Экстер испугалась «варваров-большевиков», но, судя по работам, ее подхватил революционный вихрь. Абстрактные композиции первых послереволюционных лет, показанные в отдельном зале, поражают и ослепляют («Движение плоскостей», 1917–1918). Они революционны – выявляют в космическом пространстве некие первичные формы, напоенные динамикой и огнем. Мир словно только начинается. На этой волне окрыленная фантастичность театральных эскизов художницы и ее костюмы марсиан к фильму Я. Протазанова «Аэлита», который можно было посмотреть на большом экране в одном из залов.

А как же женская природа Александры Экстер? Она, как мне кажется, выразилась в ощущении рукотворности всего сделанного, в отсутствии «случайных» пустот. В этом, кстати, сказалась и ее любовь к народному украинскому искусству, к коврикам и вышивкам. Достоинство выставки в том, что не просто собраны работы из многих мест, музеев, частных коллекций, а что высветилось основное ядро творческой личности художницы, оставив недораскрытой, волнующе утаенной загадку лица…

ДИ № 5–2010