Художник Ирина Нахова движима необходимостью. Необходимостью писать, делать живописные работы, то есть это неодолимая потребность, увлечение, страсть. Но она же фильтрует и конечный продукт: только то, что вызвано к жизни необходимостью, то, без чего нельзя обойтись, и должно быть показано публике. Необходимость ведет в двух направлениях: она требует самовыражения, усилий по самоидентификации, но она несет в себе и этический груз. Необходимость — это не только внятность высказывания, но и его исходная обращенность к другим. Более того, оно оформляется другими. Присущая Наховой скромность («Я не так часто выставлялась в советское время», — поясняет она) есть оборотная сторона этой этической выверенности: выставляется не все подряд, а только то, что отражает достигнутый предел художественного понимания. Результатом следования необходимости оказывается живопись (порядка ста пятидесяти написанных художницей полотен) и свыше двух десятков инсталляций. Но эта констатация факта может ввести в заблуждение: и картина и инсталляция суть жанровые определения. Между тем творения Ирины Наховой не исчерпываются жанровыми формулами. Ее опыты всякий раз связаны с пространством, причем начинается все с пространства жизни, со среды обитания.

А это возвращает нас в холодную зиму 1983 года, когда жизнь казалась прожитой, а время — завершенным. В разгар унылого застоя Нахова решает изменить свою частную жизнь, до неузнаваемости преобразовав одну из комнат своей двухкомнатной квартиры, как можно было бы подумать — мастерскую. Для этого были использованы листы белой бумаги, галогенные лампы и откуда-то взявшаяся подборка журнала «Elle» семидесятых. Постепенно комната преображалась. Нет сомнений в том, что ее подготовка — обустройство пространства — играла не менее существенную роль, чем то, что получилось в результате — белый объем, обклеенный вырезками из журналов так, что терялись — расплывались — его геометрические очертания. Этот принцип столкновения разнородных пространств станет, на мой взгляд, определяющим для всего творчества Ирины Наховой. В той первой пространственной работе, названной «Комната № 1» (художница несколько раз резко меняла облик своего жилища), столкнулись архитектурное пространство, или куб оголенной комнаты, пространство изобразительное, созданное журнальными вырезками, организованными в прерывистые круги и линии, и пространство перцептивное.

У этой комнаты есть еще одно измерение — социальное. Она была создана в эпоху подполья, когда неофициальные художники практически не выставлялись. Квартирные выставки и обсуждения стали той благодатной (хотя и ограниченной) средой, в которой только и существовало данное искусство. Следовательно, «Комната» Наховой является естественным расширением этой среды, маркером внутрисоциальных отношений.

Уже тогда дал о себе знать один из излюбленных приемов художницы — на языке сегодняшнем его определяют как клип-арт. Если в «Комнате № 1» можно было говорить о коллажировании, то в живописных работах эта техника используется так, что создается своеобразное двухслойное изображение. Аппликации образуют сложную вуаль, как будто наброшенную поверх живописной картины.

…В каком-то смысле кульминацией исследования пространства с помощью трафаретной техники становится инсталляция «Probably Would 2» (2005), построенная по принципу организации живописного пространства. Только Ирина Нахова давно научилась использовать объемы разного происхождения вместо привычных холстов.

Несмотря на явную социальную ориентацию, искусство Наховой совсем не дидактично. В нем всегда присутствует удивление — то, что удивляет зрителя, но и то, чему художница не устает удивляться сама. Одним из источников непреходящего интереса для Наховой всегда была история искусства. Речь идет не просто о заимствовании мотивов, а о таком соеди-нении прошлого с настоящим, когда взаимное наложение меняет и то и другое.

И все же Ирина Нахова — прирожденный живописец. Что значит быть живописцем сегодня, когда удовольствие от созерцания как коллективная культурная практика осталось, несомненно, в прошлом? Наконец, какую роль играет живопись в искусстве, которое по определению концептуально, независимо от его формальной принадлежности к отдельным направлениям и школам? Полагаю, что живопись в данном случае составляет неустранимый остаток, то, что всегда преодолевается во имя чего-то другого, но само при этом не перестает сопротивляться. Это тот остаточный чувственный след, по которому безошибочно распознается неповторимое искусство Наховой — концептуальное (в широком или узком смысле), но сохраняющее также и первоначальный слой, который, как в настоящем палимпсесте, покроют сверху уже совсем другие письмена.

ДИ № 4–2011