ДИ. Твой последний проект - "Ланнистеры всегда платят свои долги" посвящен сериалам. Чем тебя заинтересовала эта тема?

Сергей Калинин. Идея проекта у меня возникла еще в 2012 году. Я всегда любил кино – и арт-хаус, и документальное, и глупый экшен – если он красивый, и новые технологии в изображении меня всегда интересовали. Но сериалы раньше не смотрел: когда их показывали по телевидению, нужно было подстраиваться под программу, специально выделять время – это не подходит людям с непредсказуемым образом жизни, как у художника. Но с появлением высокоскоростного интернета и онлайн-трансляций, возможности смотреть в любое время что захочешь, я этот пробел восполнил. И понял, что в этом жанре произошли качественные изменения. В сериалы стали вкладывать деньги, ими стали заниматься очень качественные режиссеры, начиная от Спилберга, заканчивая Дюмоном, и, как следствие, изменилась публика, которая их смотрит. Сериал начал вытеснять кино. Премьера второго сезона «Игры престолов» совпала с чемпионатом мира по футболу, и аудитория, смотревшая сериал, перевесила футбольную, что казалось нереальным. И у меня возникла идея исследовать феномен этого прорыва.

ДИ. А что так привлекает людей в сериалах?

Сергей Калинин. Хотя зритель сериалов теперь – интеллектуальней, но все равно он остается в массе своей обывателем в плену бытовухи, а все эти сериальные истории - про героев-нонконформистов. И влиться в подобную историю, проживать ее длительное время, хотя бы мысленно стать другим, идентифицировав себя с героем – приятно. Первый сериал, который я посмотрел полностью - «Жизнь на Марсе». В нем главный герой живет размеренной жизнью: чистый офис, неизменный компьютер и ничего не предвещает перемен. Но однажды он выходит на улицу и попадает под машину. Придя в себя, он оказывается в том же месте, при своей должности следователя, но в другом времени – в 1970-х. И окунается в совершенно незнакомую ему жизнь: сигареты, вискарь, негры, никакой политкорректности-толерантности. Вначале он в шоке. Но прожив там какое-то время, он понимает «настоящесть» этого всего. Вот так и зритель сериалов выключает себя на время из повседневности.

ДИ. Но сериал – это все же марафонский забег. Я, например, спринтер по темпераменту, поэтому мне быстро надоедает смотреть эти многосезонные истории.

Сергей Калинин. Да, это зависит от характера - я и в литературе люблю большие нудные романы, чтобы было не меньше 900 страниц. Самое длинное, что я прочитал -это «Темная башня» Стивена Кинга, там 8 книг и в каждой по 600-800 страниц, и получил огромное удовольствие. У людей есть желание подольше остаться в придуманной реальности – и, допустим, когда Гарри Поттер уже совершил все подвиги, стал обывателем, выпускаются учебники заклинаний и словари-бестиарии, чтобы еще немного побыть «там».

То же самое с сериалами. В досериальную эпоху мне все время было жалко, когда заканчивался хороший фильм, мне его не хватало. Интересную историю хочется продолжать - что сейчас в полной мере дает сериал. Я просмотрел огромное количество сериалов.

ДИ. Но в проекте задействовал…

Сергей Калинин. Четыре культовых сериала – «Шерлок», «Игра престолов», «Breaking Bad», «Настоящий детектив». На предварительную работу – отбор, эскизы – я потратил больше года. Сделал какую-то часть работы и понял, что иду не в ту сторону, поменял концепцию.

ДИ. А в каком направлении ты двигался в начале и что тебя не удовлетворило?

Сергей Калинин. Изначально я сосредоточился на персонажах, это была портретная галерея главных героев фильмов. По сути это ключевые фигуры современности, которые интересны публике больше, чем первые лица государств и новости. Герои нашего времени.

Но потом я понял - не это мне важно, а принадлежность к определенной культуре, ссылки на стилистику, характерную для территории. И как данный сериал адаптирует искусство, современное или национальное. У меня почти нигде нет персонажей как таковых. Они или на периферии, или не в фокусе.

Каждый сериал я идентифицировал по жанрам. Например, «Настоящий детектив» – это пейзаж. «Игра престолов» – натюрморт, Средневековье, малые голландцы, Снейдерс, Караваджо, плоть, желание обладания вещью. «Breaking Bad» – Эндрю Уайет, Магритт, поп-арт, гиппер-реализм.

Интересно, в подборке из четырех сериалов фэнтези-история «Игра престолов», оказалась совершенно реалистической, как и предельно рациональный, разоблачающий «Шерлок» – а реалистические «Breaking Bad» и «Настоящий детектив» – выходят мистическими.

Изначально у меня было больше сериалов. Например, «Ганнибал», но он нашпигован цитатами из современного искусства , которое там часть преступления, и почему это так – предмет отдельного обсуждения. Были «Доктор Хаус» и «Декстер», но они повторяют «Шерлока» в том, что главный герой – гениальный маргинал, только Холмс круче.

В сериалах же, на которых я остановился, из изображения можно очень много смыслов вытянуть. Допустим, «Настоящий детектив». Везде рефреном проходит картинка бескрайней дали, которую пересекает дорога, с движущейся по ней машиной – жанр роуд-муви, настоящий американский жанр. Пейзаж принципиален для этого фильма, в одной рецензии была фраза, точно передающая суть сериала: «это места, где опускаются руки и люди».

Я стал останавливаться на этих фрагментах, изучать их. Но тут же проявилось и мое собственное зрение, воспитанное на советских учебниках и картинках в них – базовая визуальность советского человека. Индустриальный пейзаж, счастье, солнышко – а это Расти Коул с напарником идут с места преступления, и мир им улыбается. А в картине так, что у тебя из подсознания всплывают и Нисский, и Пластов, и Дейнека.

Или вот эта картина с мертвой девушкой, то, с чего начинается «Настоящий детектив». Когда я ее писал, я вспоминал васнецовскую «Аленушку». Только эта Аленушка не потеряла братца, ставшего козленочком, а сама погибла и перемонтирована в оленя. Я не мог не увидеть и такой интерпретации, потому что это во мне.

ДИ. Но ты все же рассмотрел это в самом кадре?

Сергей Калинин. Здесь все не «просто кадр» - то есть нельзя найти аналогичную картинку в фильме. Это долгая работа над каждой картиной, которая собирается из множества отсмотренных секунд. Например, сцена из «Шерлока», где Холмс голым приезжает в Букингемский дворец, закутавшись в простыню на голое тело. Все детали интерьера я собрал, сделав акцент на отражении в полированном столе, которое в фильме не прочитывается. Фигуры превращаются в игральные карты, Холмс здесь карта в руках политиков. Но при совмещении идеальных фрагментов я создал парадокс – Холмс смотрит в отражении на нас, в то время как в реальности он отвернулся от зрителя. Это не его разыгрывают как карту, а он оказывается главным игроком.

ДИ. А натуру ты используешь для написания этих работ? Ну вот хотя бы работа с жареными кроликами?

Сергей Калинин. Не жарю ли я кроликов? Нет, это все на основе фильмов. Плюс то, что я вижу вокруг и держу в голове – вот этот свадебный торт отсылает к сталинскому стилю с его рельефами на фасадах. В фильме король рассекает мечом торт, внутри которого живые голуби – и в проломе открывается кровавое месиво из убитых птиц. Что-то страшное скрывает за собой и сталинская архитектура.

ДИ. А почему живопись? Только живопись? Не хочешь попробовать себя в чем-то другом? Может длинный фильм? Или даже сериал?

Сергей Калинин. Я всегда считал живопись техникой современной искусства, равноправной и равноценной. Она часто противопоставляется инсталляциям, видео, перформансу. Я бы хотел заняться видео, но меня поглощает то, что я делаю, а переключиться на другую линию нужно много времени и сил. Перформансы и акции мне интересны те, в которых есть социальная направленность (правда, иногда она там слишком «в лоб») – и я бываю участником у других художников, но сам я смысла переходить в эту область особо не вижу. Даже из истории искусств понятно, что в живописи может быть не меньше острых политических высказываний, чем в уличных действиях. Современными считаются, кстати, в основном, такие техники, которые имеют временную протяженность – чтобы посмотреть фильм, нужно время, чтобы прочитать книгу – тоже. И увеличение протяженности от фильма до сериала говорит о том, что мы хотим этого времени вместе с произведением искусства, и моя давняя любовь к длинным книжкам – тоже про это. Штука в том, что картина, живопись – ее можно охватить одним взглядом, но при этом на нее можно смотреть бесконечно долго.

ДИ. А искусство, работающее с новыми технологиями тебе интересно?

Сергей Калинин. Делать что-то «компьютерное» я не считаю нужным, но я всегда внимательно слежу за новыми технологиями – они влияют на восприятие и отражение визуального, и так было всегда. В 1989 году я сделал в Германии выставку – серия картин, на которых были изображены школьницы. Я просмотрел кучу школьных альбомов периода 60-70-х – немецких, российских, японских, голландских и обратил внимание на их однотипность. Что японец, что голландец - видели и фотографировали свою дочку одинаково: именно в такой позе, с такой композицией кадра и такого формата. Откуда это пришло? Из медиа - журналов, телевидения. Реклама того времени определяла все эти параметры. У Комара и Меламида есть прекрасный проект «Выбор народа», где это влияние прозвучало - в ходе социологического опроса они выявили, в частности, что размер идеальной картины должен быть с телевизионный экран.

Сейчас все усложнилось, потому что изменились форматы. Пару лет назад мне как-то позвонил один мой товарищ и сказал, что некая барышня хочет заказать «картину с белым львом». Когда я стал выяснять у этой дамы подробности, она ничего толком не могла сказать. Но когда я спросил о размере картины, она тут же ответила – с плазменную панель, что тоже не было ответом. Мир изменился – от одной народной модели телевизора до панели любого желаемого размера.

Интересно наблюдать, как меняется взгляд человека, как благодаря медиа меняется его визуальное восприятие. Когда-то никто не смог бы поверить, что человек перестанет воспринимать картину. Семь лет назад, на Московской биеннале Диана Мачулина сделала большую работу – 3х10 м панорама, помесь соцреализма с Джексоном Поллоком. Остальные работы, вошедшие в экспозицию на Красном октябре – видео, инсталляции, объекты, тексты. И я зачарованно смотрел и не мог поверить своим глазам – зрители читали тексты, обсуждали инсталляцию, но проходили мимо огромной картины, не оборачиваясь, к следующему телевизору - потому что они не воспринимали это как произведение, они воспринимали это как кусок стены. Сейчас интерес к живописному изображению возвращается. А было время, когда считалось просто неприличным этим заниматься. Особенно на Западе. Но я все 90-е в Германии делал по две выставки в год и постоянно отстаивал возможность говорить реалистическим языком.

ДИ. Расскажи про свой германский период.

Сергей Калинин. До Германии была еще Франция. Моя первая заграница – Париж. Это было в 1989 году. Мне предложили там сделать выставку. И вот я из крутейшего совка попадаю в самый прекрасный город в мире. Я был счастлив и чувствовал себя абсолютно свободным. Все три недели, которые я там был, я не спал, по-моему, ни часу – и парижане, в отличие от полумертвого даже днем «совка», не спали, гудели и радовались жизни 24 часа в сутки. И в том же 1989 году я познакомился с Фридрихом Лооком, самым молодым галеристом Берлина, ему на тот момент было 18 лет. На волне интереса, который в первые перестроечные годы западные ценители искусства проявляли к России, Фридрих приехал в Москву, ну и, конечно, посетил эпицентр всего передового на тот момент – сквот в Чистопрудном (уже после Фурманного, который я покинул последним, и до Трехпрудного, в который я так и не переехал). Зашел ко мне в мастерскую, посмотрел работы и спросил – «А ты бы у меня выставился?» «Почему нет?», - отвечаю. А Фридрих в своей галерее Wohnmaschine выставлял радикальное искусство, и мои работы тоже к нему причислил. Мы поехали с Жорой Аваньяном, который делал мобили. В итоге в 1989 мы сделали совместно «Русско-немецкую панораму» – театрализованную инсталляцию, семиметровую панораму с огромными механическими, в реалистической манере расписанными фигурами, изображавшими русских и немецких классиков. В 1990 я познакомился с галеристкой Ингой Херберт и стал работать с ней. Она как раз тогда открыла новую галерею, которая к 1998 вошла в десятку лучших галерей Берлина. Но, к сожалению, все это закончилось ничем – Инга получила выгодное предложение работать в ООН, от которого не смогла отказаться. С галереей было покончено. Но она «передала» меня своей знакомой, которая, оказывается, покупала мои работы, а я об этом не знал. Герцогиня Сабина фон Шредер жила в Гамбурге, была современной барышней, коллекционером современного искусства, сотрудничавшей со многими журналами об искусстве, фотографии, включая и неспециализированные, но авторитетные вроде Vogue.

И она пригласила меня сделать в ее фамильном замке, который находился в восьмидесяти километрах от Гамбурга, выставку. Северное «подгамбуржье» - места, где живут только люди голубых кровей, ну еще на их территории обитают престарелые и сироты – в выделенных под эти дома призрения маленьких замках. Элита, все друг друга знают, живут своей жизнью, устраивают балы, охоту на оленей. Четыре года я к ней ездил и выставлялся. Несколько месяцев в году жил там, потом возвращался в Москву.

ДИ. На балах отплясывал?

Сергей Калинин. Конечно. И на охоте был, и в гольф играл. У меня в спальне висел живописный портрет кайзера Вильгельма начала XX века. Подпись там была хорошая – «Любимому другу Отто от Вильгельма». А портретная галерея рода начиналась с XVII века - и последние портреты писал я. Интересно прослеживать, как во времени меняется стилистика, способ изображения, но лица одни и те же, они как бы несут печать родовой принадлежности. Это очень ответственно писать портреты, когда у тебя за спиной портретный ряд за 400 лет, многие – довольно известных художников. Вообще, немцы очень бережно относятся к семейным историям. У Сабины хранятся целые тома фотографий, писем, любовных записок, приглашений за 250 последних лет. Посмотрев на все это дворцовое великолепие с гобеленами, старинным серебром, я предложил Сабине и ее мужу облачиться в парадные одежды, Сабина украсила себя ожерельем из огромных необработанных алмазов, XVII века, между прочим. И я потащил их в лес, где фотографировал, как они гуляют, играют со своими любимыми собаками. Люди из прошлого, затерявшиеся в вековой чаще – между окружающим миром и тем, что они сохранили неприкосновенным, было какое-то противоречие. На основе этих фотографий я написал два парадных портрета, которые висят при входе в замок.

ДИ. То есть ты был придворным портретистом.

Сергей Калинин. Да. Я там даже живописную школу открыл. И вся эта местная знать посещала занятия. Это были люди, которые обязаны играть на фортепиано, ездить верхом, стрелять дичь, красиво говорить, красиво напиваться. Ну вот и почему бы им и не поучиться рисовать? У меня была группа из десяти человек – два архитектора, восьмидесятилетняя графиня и совсем юные люди. Я их учил не столько рисовать реалистично, сколько по-разному видеть и сочетать то, что они видят с какими-то своими эмоциями.

ДИ. И что же тебя заставило расстаться со всем этим великолепием и окончательно вернуться в Москву?

Сергей Калинин. Что касается школы, то она ничего мне не давала, будучи энергетически очень затратной. У меня были великолепные планы, я потратил много сил и времени, но случилась семейная драма «вишневый сад». Только называлась она «Буковый лес». Род Сабины веками владел огромным лесом. Ее старший брат уехал в Аргентину, женился, но деньги закончились и, по праву наследника, он решил этот лес продать под строительство. Попытка сохранить кусок нетронутого средневековья довела их до финансовой ситуации, в результате которой они полностью закрыли все свои благотворительные и производственные проекты.

И тут миллениум - я понимаю, что прошло десять лет, я полностью потерял связь с Россией и здесь ничего толком не делал… Хотя и в Германии и во Франции дела вроде шли не так плохо, я приобретал вес и цены на мои работы росли. Но я вдруг осознал, что упустил здесь в России очень многое – не 80-е годы, которые я проработал в Москве, когда все только начиналось, выплеск постсоветского, избавление от него, а в 90-е, когда я был в Германии, и все высказывания приобрели форму и законченность. И я решил – возвращаюсь, но с галереями сотрудничать больше не буду.

ДИ. И как происходило твое возвращение в Россию?

Сергей Калинин. В 2002 году я придумал проект «Федеральное собрание», и эта идея очень удачно пришлась к формату «Галереи одной работы», которая была основана Фаридом Богдаловым. Три года мы устраивали массовые шоу вокруг него – меня уже тогда интересовало вовлечение большой аудитории в интерес к современному искусству. Разными способами: в начале проекта – открытое народное голосование в Интернете за тех, кто достоин быть в Федеральном собрании, в октябре 2004 - аукцион в поддержку детей, пострадавших в Беслане, где мы продали 10 рисунков-эскизов к проекту за 68000 долларов, на них удалось раненым бесланским школьникам сделать две сложных операции в Германии и Израиле.

ДИ. Для нашей художественной сцены всегда было характерно деление на сообщества, впечатление, что ты как бы сам по себе. Или это не так?

Сергей Калинин. С 1987 по 89 я был на Фурманном. Там же все заваривалось. Когда железный занавес рухнул и «саатчи» приезжали в этот бардак и ходили по мастерским. Соседями были «Чемпионы мира», напротив жил Пурыгин. Это была очень интересная бурлящая каша, когда еще молодые Звездочетов, Мироненко и прочие, включая меня, ходили на интеллектуальные беседы с поколением концептуалистов в мастерскую Булатова. Начиналась активная полноценная творческая жизнь.

ДИ. А как ты оцениваешь то, что сейчас происходит?

Сергей Калинин. Страна в упадке, и вопреки точке зрения, что прорывы в искусстве происходят именно в тяжелые времена - я не могу сказать, что в искусстве произошел какой-то прорыв. Но и угасания нет. Жизнь как-то продолжается. Трудная, но художником всегда быть тяжело. Сейчас опять стоит проблема выживания. Рынок, не успев сформироваться, в 2008 году рухнул.

ДИ. Как часто ты ходишь в музеи классического искусства? Как часто тебе надо подпитываться в ситуации, что ты, в зависимости от задачи, работаешь в разных живописных стилях?

Сергей Калинин. В музеях как зритель я страшный человек, я начинаю копаться – не то чтобы пальцем трогаю фактуру, но сую нос, надеваю две пары очков, включается сигнализация... Я знаю историю этой картины, мир этой картины и вдруг я ее увидел воочию. Мне интересно – как это все художник сделал? Как он прошел этот путь к финальному результату? Я могу это профессионально проследить. Но! Когда я работаю над чем-то, и мне рефреном все время звучит определенный художник, я специально не буду его смотреть. Для меня важно, чтобы не было прямой ссылки, прямой аналогии. Но если мне нужно конкретное цитирование, то, разумеется, я схожу посмотрю в музей или открою альбом. А так мне достаточно того, что есть в голове.

ДИ. Диана Мачулина – художник. Как оно, когда в семье оба художники? У вас возникают споры? Вы прислушиваетесь к советам друг друга, и вообще даете ли советы, учитываете ли критику друг друга? Насколько важно для тебя мнение Дианы?

Сергей Калинин. Диана человек, который видит реализм, и знает историю искусств. Она как никто въедлива и конкретна, иногда слишком - может посмотреть на работу, которая практически закончена, и сказать – «этот персонаж явно должен быть на два сантиметра левее». Мы можем поругаться, потом я подумаю и прихожу к выводу – да, он должен был быть левее. Диана видит такие тонкости, на которые никто сейчас не обращает внимания - что лучше сделать по тону темнее или ярче. Когда пишешь, уже этого не видишь, потому что «глаз замылен». Это помогает. Ну а я первый читатель ее текстов.

ДИ. Ты работаешь проектами. Ты их воплощаешь, следуя некоторой очередности, или у тебя могут параллельно находиться в работе несколько проектов? Я к тому – бывают ли творческие паузы?

Сергей Калинин. Перерыв после какой-то большой работы меня всегда пугает. Это какая-то детская растерянность. Тебе 6 лет. Ты приезжаешь после лета, проведенного в пионерском лагере, домой, и оказываешься в пустой квартире и тебя охватывает паника – ты не знаешь, чем заняться, как в этом мире жить? То же самое и здесь. Но у меня есть темы, которые не имеют конца. Например, проект «Путевые заметки». Первое явление – в 1993, посольство ФРГ в Москве, и в 1994 в Берлине: то еще чувство слома истории, где исторические и современные персонажи встречаются на пути освобождения. Что-то можно было бы и сейчас повторить в новых условиях – несостоявшаяся встреча императоров любителей культуры Елизаветы и Фридриха в Крыму. В 2014, двадцать лет спустя, в галерее «Триумф» - переход от мифологии к реальным событиям, которые в свою очередь - все более мифологичны.

ДИ. Ты говорил о своем решении не сотрудничать с галереями. Тем не менее с «Триумфом» ты сотрудничаешь и уже не первый раз.

Сергей Калинин. Я следовал своему решению довольно долго после возвращения в Россию – мне хотелось быть независимым от корпоративной стратегии. Но потом появилась галерея «Триумф», которая роскошно стартовала с Херста. Мне они понравились своей наглостью, своей решительностью. Хотя сообщество фыркнуло, и долго еще фыркало. Я познакомился с Дмитрием Ханкиным, показал ему, что хотел бы делать, ему понравилось, он сказал – все, делаем. И первая моя выставка у них, «Гладиатория», была и для галереи новой стратегией – работы в негалерейном, сайт-специфик пространстве, пилотный проект их «Партизанского музея». Сразу после запрета казино в Москве, мои картины с «бойцами без правил» вписались в интерьеры спешно покинутого игрового клуба в гостинице «Метрополь», с брошенными рулетками, бронированными стеклами касс, дорогими коврами, содранными в поисках тайников.

История красивая, но совершенно провальная в плане коммерческом - она была сделана осенью 2008 года, и за эти два месяца с начала кризиса народ понял, что произошло. До выставки у меня было зарезервировано 90 процентов работ, и тут ни одной работы не купили. Такой вспышки торжества бизнеса и его интереса к арт-рынку, как был в 2007 - уже не повторилось. Мода на современное искусство продолжается, селфи на фоне работ, чек-ины в музеях. Это все забавно, но уже начало раздражать. Мода очень переменчива. Хотя, конечно, хорошо, что люди проявляют любопытство к современному искусству, но рынка нет. Поэтому жить, развиваться, образовываться и образовывать людей очень сложно. Но Ханкин упертый человек, он будет идти до конца, до последнего вздоха, он будет делать по две выставки в месяц и к каждой будет выпускать каталог. Он притянул к себе огромное количество молодежи, у галереи есть молодежная программа. В «Триумфе» я полностью свободен в своем выборе. Что же касается предстоящей выставки, мне бы хотелось, чтобы она была интересна самым разным людям. И тем, кто разбирается в искусстве и тем, кто не имеет к искусству никакого отношения.

Беседовала Лия Адашевская