Художник, фотограф, эссеист
|
Георгий Кизевальтер многие годы проявляется в гуще процессов, определяющих пути развития актуальных художественных практик, сформировавших классику отечественного современного искусства.
Он — один из составителей Московского архива нового искусства, активный участник апт-арта, Клуба авангардистов – КЛАВА, автор сборников и статей по истории искусства. Его книги «Коммунальное тело Москвы», «Эти странные семидесятые, или Потеря невинности», «Переломные восьмидесятые в неофициальном искусстве СССР», содержащие аккуратно и бережно собранные воспоминания, свидетельствуют о столь же скрупулезном «архивировании» историй людей и событий.
Документацию явлений жизни и искусства как способ их постижения и гарантию развития, познание и фиксацию окружающего мира Георгий Кизевальтер возводит в ранг искусства. Такого «летописца» пожелало бы иметь каждое художественное явление. Тонким, умным, деликатным взглядом без какого-либо навязывания не одно десятилетие фиксирует он жизнь и творчество московских художников концептуального круга.
В 1980-е годы были сделаны два известных его фотоальбома «По мастерским» (первый том в соавторстве с В.Захаровым в 1982 году и второй в 1985-м) и проникновенная серия «Любишь меня, люби свой зонтик» (1989), для которой Кизевальтер сфотографировал художников со своими зонтиками1. В результате перед современным зрителем предстает действительно «мифология художественного подполья, завершенная незадолго до того, как все его персонажи стали великими, богатыми и знаменитыми2. Благодаря Кизевальтеру этот круг стал более известным и узнаваемым, талант фотографа позволил передать индивидуальность каждого.
Постепенно архивирование перестает быть служебной функцией, приобретая (и это симптоматично) самостоятельную ценность, из вспомогательной деятельности становится главенствующей. Мы не только видим героев художественной жизни глазами того, кто нам их показывает, но и получаем информацию систематизированную, с расставленными акцентами.
Кизевальтер, кажется, касался всех важнейших путей развития неофициального искусства, всех существенных аспектов его становления – квартирные выставки, работа с самиздатом. Вместе с Андреем Монастырским и кругом единомышленников он основал группу «Коллективные действия» и долго оставался не только их неизменным участником, но и вдохновителем и популяризатором. Акции «Коллективных действий» – центральные события российского концептуального искусства.
Издания КД «Поездки за город» сопровождены подробной документацией, ставшей неотъемлемой частью каждой акции: графики, рисунки, таблицы, копии раздаваемых или собираемых писем, а также фотографии и тексты Георгия Кизевальтера.
Практика московского концептуализма основывалась на погруженности в контекст. Именно он позволял понять повторяющиеся символические действия и их смысл.
Справедливо наблюдение очевидца ряда событий Эндрю Соломона: «Повторение истории составляет неотъемлемую часть любого… ритуала... Каждая акция служит для подтверждения и оправдания того, что было, и для подготовки грядущего. Я видел, как Георгий Кизевальтер в прохладный день переплывает узкую речку, другие же зрители видели продолжение повествования, которое до некоторой степени было частью их собственной жизни. Более того, они подтверждали свое членство в группе не только тем, что были приглашены на акцию, но и тем, что понимали ее, на непосвященный взгляд, бессмысленное действо, которое разворачивалось перед ними. Каждый воспринимал что-то свое и по-своему, но каждый помнил об этой системе ссылок, напоминаний о том, о чем они или слышали, или в чем сами участвовали»3.
Калейдоскоп лиц и событий, собранный Георгием Кизевальтером, иногда может заслонить самостоятельное художественное творчество автора. Между тем его проекты были в гуще процессов неофициального искусства. Его работы в значительной мере определяли формирование современного московского искусства, начиная с проекта, представленного в рамках программы апт-арт, первого художественного сквота в Москве, сделанного для специфического пространства коммунальной квартиры «Музей Васи (Белова)».
Создавая инсталляцию, показанную в своей комнате коммунальной квартиры, Кизевальтер руководствовался идеей «персонального музея» ординарного человека, персонажа по имени Василий Белов. Выставка изобиловала текстами и псевдодокументами, рассказывающими его биографию, его мысли и планы, поданные с почти соцартовской лапидарностью. Структура представления материалов и их организация в пространстве сближали экспозицию с тотальными инсталляциями Ильи Кабакова. А диптих 1976 года «Живопись для медитации» Георгий Кизевальтер посвящает И. Кабакову.
При подаче материала художник часто использует характерные приемы московского концептуализма. Это и «постепенное исчезновение» изображения (И. Кабаков), и «прорывы» и паузы композиций (Э. Булатов и О. Васильев), и апроприация эстетики дорожного знака. Но они всегда даны дистанцированно.
Из действий каждого он умеет извлечь историю, показать личный поиск в сонме других индивидуальных практик и представить реальную духовную атмосферу времени. Темы памяти, частной истории человека на фоне исторической и политической данности присущи многим проектам Кизевальтера.
На картине 1984 года «Восемь ферзей» изображен типичный московский двор (увиденный из окна мастерской Э. Булатова), частично перекрытый квадратами развернутой на зрителя плоскости. Основой для сюжета композиции стала шахматная задача – расставить на доске восемь ферзей таким образом, чтобы ни один из них не находился «под боем» другого. Для выполнения этой задачи используют фигуры пешек (поскольку восьми ферзей не может быть в шахматном наборе). В картине Георгия Кизевальтера эти шахматные фигуры замещены простыми (как статус пешки) бытовыми предметами. Элементарные, но необходимые вещи отражают мир обывателя, одного из жителей этого двора, его экзистенцию, составляя матрицу взаимодействия с окружающим миром и социумом.
В отдельных работах, в частности, в таких живописных сериях, как «Разрушенные мечты и надежды», автор использует в качестве основы для живописных произведений листы с графиками, цифрами, таблицами. Но эти компоненты присутствуют в авторской картине как бы случайно, вплетаясь в ткань картинного повествования исподволь, не претендуя на роль смыслового акцента. Они создают контекст и условия восприятия изобразительного мотива. Так, в картине «Шестая рыбка» из серии «Разрушенные мечты и надежды» (собрание ГЦСИ) чертежи и графики, казалось бы, не имеют отношения к теме, заявленной в названии, но вынуждают искать рациональное объяснение их присутствию. Зашифрованные псевдотекстовые знаки заставляют выявлять причинно-следственные связи, активизируют восприятие зрителя. Другие работы этой серии биографичнее. Посвященные профессии геолога (им был отец Г. Кизевальтера), они вполне недвусмысленно говорят о дистанции, отделяющей романтический образ, в котором было принято представлять эту профессию, от реального положения дел. Эти произведения в той же степени и про сложность языка коммуникации, поскольку обильное включение в изобразительное поле текстов узкопрофессиональной лексики вместо пояснения ситуации затрудняет ее считывание.
Фонд «Фотографии» Московского музея современного искусства обладает фотоколлажами художника из «Проекта новой агиографии», показанного на одноименной выставке в 2011 году. Концептуальный проект состоит из «трансвременных» фотоколлажей, снимков архитектурных элементов старых домов, закрытых окон и дверей, инсталляции «Река Лета», из писем из семейного архива художника и его рисунков, вдохновленных этими письмами.
Проект основан на документальных свидетельствах 1910– 1930-х годов, переписке родственников Георгия Кизевальтера, живших в России, США, Латвии и Швейцарии. Письма повествуют о драме разделения и распаде большой семьи, болезненной смене жизненных устоев, переездах в другие страны, многочисленных потерях, арестах, ссылках и других жизненных коллизиях. Письма воссоздают картину, которая оказалась для автора настолько глобальной и тактильной, что художник испытал экзистенциальный шок. Это потрясение со временем трансформировалось в выставочный проект.
Литературная часть проекта представляет собой семь текстов – снов автора, погружающих зрителя в семейные истории, из которых складывается картина эпохи во всех деталях, житейских подробностях, настроениях людей.
Вот как о своем проекте пишет художник: «С точки зрения содержания данный агиографический проект пытается перекинуть мостик из времени нынешнего во время, давно прошедшее и отчасти позабытое, но сыгравшее большую роль в формировании теперешнего этноса на территории России и ее современной культуры. Речь о практически стертом в бурные времена революции и Гражданской войны поколении российской интеллигенции, дворян и «разночинцев», которые и образовывали вплоть до означенных событий стержень научной, культурной и социальной жизни в России. На смену вытесненным из страны, уничтоженным и раздавленным в лагерях в ближайшие после революции десятилетия носителям русской культуры, высокоодаренным и духовно богатым людям пришло иное, «новое» племя, имевшее совершенно другое воспитание, малопонятное образование, а главное, другие жизненные критерии»4.
В проекте можно усмотреть четыре пласта для размышлений. Первый связан с семьей, с ее историей, которая переплетается с историями тысяч других семей, трагически потерявших родных. Это еще и история о том, как истончалась культура, существовавшая веками. Пластически эта тема выражена через «вымаранные» лица на групповых портретах. Заштрихованные лица – это утраты того поколения, которое «вычленялось и замещалось».
Еще одна тема – разрушение города, места, где жили эти люди. Их истребляли или выселяли, дома сносили или реконструировали. Это еще и тема потери, ухода старой Москвы, ее «преображения» до неузнаваемости.
Четвертый пласт проекта – работа с архивом. Поток писем шел из Петербурга родственникам в США в первые послереволюционные годы, о чем подробно написано в брошюре, изданной к выставке. Но еще была работа с воспоминаниями, с представлениями, полученными в ходе работы над письмами.
Фотоколлажи проекта сопоставляют эпохи, культуры, традиции, лица людей и события. Представлены большие семьи в нарядных одеждах, на отдыхе, на даче. Или выпускники Петербургского университета дореволюционного времени, их художник сравнивает с людьми советского времени – рабочими, пионерами, комсомолками. Эти изображения вызывают размышления о путях развития отечественной культуры.
Работа с архивом предстает как способ осмысления истории, частные судьбы – как общественные процессы, а семейные фото – эффективный инструмент взаимодействия со зрителем. Эти приемы оказались востребованными, о чем свидетельствуют выставки Луиз Буржуа, Вадима Захарова, Ирины Наховой.
Выразительность коллажей усиливают снимки архитектуры, предельно конкретные, безупречные по композиции и торжественные.
Заколоченные окна, вымаранные лица «врагов народа» – метафоры сворачивания культуры. Георгий Кизевальтер, как художник работая с архивом, создает многозначные образы и пространство, побуждающие зрителя испытывать сильные эмоции.
Примечания
1 Большинство этих фотографий можно было увидеть в 2015 году на выставке Георгия Кизевальтера «Инсайдер» в музее современного искусства «Гараж».
2 Деготь Екатерина, Тарханов Алексей. Фотограф пришел на помощь художнику// Коммерсант. 1993, 4 мая.
3 Соломон Эндрю. The Irony tower. С. 84.
4 Кизевальтер Г. Проект Новой Агиографии. – М., 2011. С. 14.
ДИ №6/2015