«Я все больше и больше стараюсь выработать простую технику, которая, видимо, будет не импрессионистской. Мне хочется писать так, чтобы все было ясно видно каждому, кто не лишен глаз», – писал Ван Гог в одном из писем к своему брату Тео.

Но художник Юрий Альберт хочет, чтобы картины Ван Гога ясно увидели и те, кто лишен глаз. А для этого в 1995 году он делает инсталляцию "Автопртерет с закрытыми глазами", переписав из писем Ван Гога фрагменты, повествующие о конкретных работах художника, шрифтом Брайля ( первый раз эту технику художник применил в 1987 году в проекте "Элитарно-демократическое искусство", серия "Живопись для слепых").

Здесь, конечно, можно вспомнить инсталляцию Кошута «Один и три стула», в которой исследуются средства, с помощью которых нечто, не имеющее изначально культурного значения, приобретает статус искусства. Как известно, Кошут провозгласил, что все искусство после Дюшана концептуально и существует лишь в виде идеи. Поэтому в каждом новом экспонировании инсталляции стул и его фотография должны были меняться, а словарная статья «стул» и схема инсталлирования сохраняться, ибо они и заключают в себе концепт. И Юрий Альберт в этой своей серии (кстати, примечательно количество работ, ее составивших – тридцать один, то есть 3 и 1, ну или 1 и 3, что отсылает к Кошуту) соединяет изображение и описание, иными словами описание делает изображением (излюбленный прием художника), предоставляя возможность каждому «инсталлировать» в своем воображении идею, тем самым как бы воплощать ее и завершать произведение. 

Однако, что может «увидеть» слепой человек, прочитав, например, такие строки – «в моей картине «Ночное кафе» я пытался показать, что кафе – это место, где можно погибнуть, сойти с ума или совершить преступление. Словом, я пытался, сталкивая контрасты нежно-розового с кроваво-красным, нежно-зеленого и веронеза с желто-зеленым и жестким сине-зеленым, воспроизвести атмосферу адского пекла, цвет бледной серы, передать демоническую мощь кабака-западни. И все это под личиной японской веселости и тартареновского добродушия»? Или – «одна из декораций с подсолнечниками на фоне королевской синей украшена «ореолами», то есть каждый предмет окружен полосой цвета дополнительным к тому, который служит фоном для предмета»?

Начнем с того, что любой человек, который возьмется читать письма Ван Гога, по логике вещей более или менее должен быть знаком с творчеством художника, то есть представлять, как выглядят его картины не только на уровне сюжета, но и пластически, перед его мысленным взором сразу должны возникать нервный болезненный вангоговский мазок, его напряженная цветовая палитра. Должен быть знаком потенциальный читатель писем и с творчеством других мастеров, поскольку, описывая окружающую его реальность, Ван Гог зачастую воспринимает ее через оптику любимых им художников (а порой и писателей). Иными словами, когда мы читаем текст, включается наша образная память. Мы представляем, припоминая. Но что помнит слепой? Разумеется, это зависит от того, когда человек потерял зрение. Если, скажем, это произошло, когда он уже успел познакомиться и с творчеством Ван Гога и в целом имеет представление о том, что такое изобразительное искусство, включая современное, то он будет фактически на равных со зрячим. Но если это рано ослепший человек, или же не интересовавшийся доселе искусством, ну или вообще слепорожденный (а как утверждают ученные и эти последние обладают образным  видением), то картина, которую он себе нарисует в воображении по прочтению, будет скорее всего весьма далека от оригинала (не будем забывать и тот факт, что слепые люди не имеют привычки ходить по музеям). Это будет «сочинение на тему», его личная картина с заданным сюжетом, сотканная зрительными образами индивидуальной памяти, сохранившимися с тех времен, когда «зритель» видел. Это будет свое кафе, свои подсолнухи. С другой стороны, ощупывая рельефные таблички с текстом, слепой человек воспринимает не только сам текст, но и некий объект, в какой-то степени – скульптура на ощупь. То есть, происходит когнитивный диссонанс между зрительными образами, которые порождает текст, прочитанный пальцами, и объектом, осязаемым теми же пальцами. Проще говоря, пальцы «не видят» конкретно живопись, картину.

А что видит счастливый обладатель глаз, не знакомый, что естественно, с азбукой Брайля? Инсталляцию из табличек с абстрактными рельефами, никак не ассоциирующимися с живописью Ван Гога.  То есть Ван Гог не визуализируется ни для тех, ни для других. Он надежно зашифрован, спрятан. Но тем и другим явлена некая идея искусства.

В апреле этого года в галерее «Пересветов переулок» в рамках программы «Просто бумага» Юрий Альберт представил продолжение этого проекта, переведя инсталляцию при помощи фроттажа в графику. На самом деле многие из нас прибегали к этой технике еще в детстве, когда накладывали на какой-то рельеф (чаще всего это была монетка) лист бумаги и штриховали, воспроизводя изображение и фактуру предмета. В искусство же она вошла благодаря сюрреалисту Максу Эрнсту, который в 1925 году таким образом перенес на бумагу потрясшие его очертания деревянных напольных дощечек – он положил лист бумаги на пол и растер его углем.

Однако, для чьих глаз предназначена эта графическая перезагрузка инсталляции Альберта? Художник утверждает, что для прозревших. То есть для слепых к которым вернулось зрение. Но для зрячих – это по-прежнему абстракции, только выполненные в другом материале. Однако, интересно, что, имевшие опыт слепоты, на самом деле вполне могут прочесть эти абстракции. Причем, автоматически припоминая ощущения кончиков пальцев, как если бы эти фактурные рисунки были по-прежнему рельефны. Но на этом этапе происходит конфликт уже не с образной памятью, а с той визуальностью, которую несут эти листы. Иными словами, бывшие слепые видят произведение искусства не совпадающее с описанием, которое как бы является его содержанием. Они не видят ни ночного кафе, ни подсолнухов, ни автопортрета, ни сеятеля, ни едоков картофеля. Чтобы это представить, они должны закрыть глаза, обратившись к своей внутренней памяти. Они должны по сути снова ослепнуть.

Не слишком помогает расшифровать работы и подсказка, которую дает художник тем, кто утратил чувствительность пальцев или вообще не знаком с азбукой Брайля, подписывая внизу графические листы.  Вот тут «Подсолнухи», тут «Сеятель», тут «Едоки картофеля», «Ночное кафе» и т.д. Конфликт языков никуда не уходит, ибо, как не старайтесь, вы не найдете в изображении ассоциаций с подсолнухами или еще чем-то. Ассоциативность здесь бесполезна.  Вы должны вспомнить и представить известную вам работу.  Собственно, вам по-прежнему предлагается лишиться глаз, обратившись к памяти. Но наша память не идеальна, в ней всегда есть процент погрешности. И у каждого он свой. Иными словами, мы видим разное. Но как бы там ни было, в данном случае, вы должны увидеть то, чего нет перед вами. А точнее, вы оказываетесь в ситуации выбора: поверить, что эти однообразно серые, небрежно заштрихованные листы и есть красочный живописный мир Ван Гога, или довериться глазам – увидеть серию монохромных абстракций и попытаться, внимательно вглядываясь, определить, чем же одна отличается от другой?

Собственно, Юрий Альберт верен себе, погружая зрителя каждым своим проектом в некомфортную ситуацию выбора, порождаемого массой вопросов. В данном случае это –что значит быть слепым? И что значит прозреть? И в каком смысле прозреть? Что значит видеть? Что есть искусство? Наше представление о нем? Но насколько оно совпадает с самим предметом? Насколько любое описание, любая интерпретация релевантна тому, что описывается? Чему верить – тому, что я вижу или тому, что читаю? Ну или слышу? (Художник с 1998 года периодически проводит в различных музеях акцию «Экскурсия с завязанными глазами», когда зрителям закрывают глаза черной повязкой и предлагают воспринимать визуальное на слух.  Последняя на данный момент была проведена 22 апреля в Пушкинском музее).

Здесь интересно то, что попытка занять какую-то позицию и ответить на любой из этих вопросов, порождает новые вопросы и, как следствие, новые интерпретаций, превращая момент выбора в непрекращающийся процесс.