Михаил Лазарев. Блистательное начало твоего творчества было связано с фигуративными работами. Их обозначили термином «фантастический реализм», с которым согласен и я. А твое мнение?

Гариф Басыров. Не только это. В сериях «Обитаемые пейзажи», «Космос», «Люди с грузом», «Нарцисс», «Ветер», «Спящие» и других публика и критики находили массу интересного: «философский взгляд», «социальные проблемы», «одиночество человека», «иронию и гротеск», «атмосферу совковой жизни», упомянутый тобой «фантастический реализм» и даже наличие некой тайны. Я ушел от всего этого в серии «Несущественное». Да и что можно было найти в обрывках бумаги, детских каракулях и старых квитанциях? Ностальгии и любования тайными следами чьей-то прошедшей жизни уж точно нет. Скорее всего, там есть попытка с помощью подвернувшегося под руку сора уйти от многозначительности и делать то, что интересно художнику: заниматься плоскостью листа, ритмом, цветом, взаимодействием разных структур, линиями и пятнами, их контрастом и гармонией.

Михаил Лазарев. В каких отношениях ты находишься с абстрактным искусством?

Гариф Басыров. С девяносто первого года я со страстью неофита занимаюсь нефигуративным искусством. Вдруг в какой-то момент в нем что-то находишь. Толчком послужила поездка в Данию, где я посещал прекрасные выставки. В Польше увидел оригиналы Джексона Поллока, они меня поразили, но, думаю, это не мое. Когда я был неофитом, абстракция казалась мне единственно возможным видом искусства. Я просто трясся, когда что-то видел и делал свое, убогое и жалкое. Всему можно найти объяснение. Начало мира духовное, и хотя человек создан «по образу и подобию божьему», это не значит, что высшие порывы и устремления должны обязательно облекаться в реалистическую, узнаваемую форму. Абстракция — это не только удачное дизайнерское расположение пятен, но и организованный хаос, который и есть гармония, заключенная в известные нам формы. Думаю, что многие мои абстрактные вещи были теми же «обитаемыми пейзажами», но без персонажей, без ландшафта. В них есть воздух, то, что было в фигуративных композициях, осталось.

Михаил Лазарев. Еще в середине девяностых годов ты проявлял интерес к архаике, но не как к прошлому человечества, а к форме, в которой соединились небывалым образом воображаемое тобой прошлое и будущее человечества. Что послужило основой для этого?

Гариф Басыров. Это связано с моими нефигуративными опытами в серии «Несущественное». В ней само собой, независимо от автора, стало возникать что-то, напоминающее алфавит неизвестного языка, похожего на дальневосточные иероглифы. Будучи абсолютно уверенным, что такой письменности не существует, я назвал эту непрошенно возникшую серию «апокрифы», то есть что-то неканоническое и даже сакральное.

Михаил Лазарев. Твое увлечение архаикой не ограничилось серией «апокрифы», а получило дальнейшее развитие сотворением «инкубусов» что это за объекты, не напоминающие ничего из существующего в реальности?

Гариф Басыров. «Инкубусы» — от латинского incubus — кошмар. Я условно обозначаю их как новая архаика. Это артефакты, похожие на кукол и божков, сделанных, видимо, в следующем тысячелетии, найденных еще позднее, но попавших к нам сегодня. Все находки привезены из археологических экспедиций, неизвестно где и когда проводившихся. Являя собой странную смесь архаики и космических комиксов, эти изделия не позволяют говорить о них в строго научных терминах искусствоведения. Скорее всего, это действительно игрушки или тотемы, в которые играли или которым поклонялись первобытные племена постядерной эпохи, когда цивилизация опять началась с нуля. Естественно, архаичные по форме фигурки обросли приметами, чертами (часто нами узнаваемыми) прошедшего и будущего времени.

Михаил Лазарев. Не только открытия в сфере подсознательного, но и сугубо земные материи подвигают тебя на создание соответствующих артефактов?

Гариф Басыров. Наверное, ты имеешь в виду серию «Вагон-арт». Вообще я не склонен к рациональному осмыслению и теоретизированию, поскольку делаю свои работы на эмоциональной, чувственной основе. Серия «Вагон-арт» была вдохновлена старыми товарными вагонами и цистернами, которые я вижу каждый день, когда еду в электричке со своей окраины в мастерскую. Неоднократно перекрашенные вагоны с замазанными номерами, надписями, эмблемами, застывшими потеками нефти и краски, вновь нанесенными цифрами и знаками являют собой необыкновенной красоты объекты искусства, сравнимыми разве что с древними стенами Венеции.

Михаил Лазарев. В твоем кредо упоминается работа с mailart. Но это не совсем совпадает с его общепринятым значением.

Гариф Басыров. Строго говоря, это и не мейл-арт, а скорее почтовый реди-мейд. Художников, работающих в этих жанрах, в мире довольно много. От некоторых из них я получал письма с предложениями о совместных проектах и выставках. С начала девяностых я тоже время от времени делал композиции с почтовой атрибутикой, а к девяносто шестому году сложилась целая серия работ, в которых я использовал много необыкновенно привлекательной для художника почтовой «продукции»: старые и новые открытки, конверты, пакеты, коробки, упаковочный шпагат и прочее. Главным для меня было избежать вопиющей красивости и организовать этот разношерстный материал в простые и ясные композиции.

Михаил Лазарев. Но твоя работа с «макулатурой», иначе говоря, интерес к разного рода бумажной продукции и ее отходам не ограничился «Почтой».

Гариф Басыров. Печатая один из своих буклетов и пытаясь как-то улучшить его качество, я побывал в типографии. Там я обнаружил огромное количество брака, проб, всевозможных типографских отходов, в которые мои несчастные работы препарировались и варьировались с потрясающей и бесцеремонной лихостью. Эти «вариации», или «версии», мне показались настолько выразительными и оригинальными, что я решил на одной из выставок сопоставить семь оригиналов и семь типографских версий каждой из них. В семи плакатах было показано «развитие» типографской темы одной работы.

Михаил Лазарев. На выставке «Стены оппозиции» мы увидели твои работы нового направления. Как мне представляется, это тоже результат ежедневных поездок на электричке.

Гариф Басыров. Их темой стали всевозможные лозунги и надписи на стенах домов, гаражей, заборов и борьба с ними, то есть закрашивание, замазывание, стирание и отмывание, что все вместе создает неповторимые абстрактные композиции.

Михаил Лазарев. Расскажи, пожалуйста, подробнее, как ты понимаешь современное искусство и какое место занимаешь.

Гариф Басыров. Когда работаешь постоянно, а не урывками, новые идеи и увлечения приходят сами собой. Только поэтому у меня и получаются такие разные серии и разные выставки. Постоянный тренинг дает свежий взгляд на самые обычные и, казалось бы, неинтересные или даже невозможные для искусства вещи. Я здесь отнюдь не оригинален. Художники двадцатого века блестяще доказали, что искусством может быть все: и высокое, и низкое, и пограничное между многим. Только автор своей художественной волей дает всему место и статус, строя свою иерархию ценностей. Конечно, в этом «абсолютно свободном» творчестве существуют свои законодатели, школы и течения. Во многом благодаря арт-критикам здесь все классифицировано и пронумеровано. Они «точно» знают, какие направления актуальны, какие художники перспективны. Их извечное стремление выстроить номенклатуру с помощью мутных рассуждений и дурацких ярлыков только запутывает зрителя, да и самого художника, толкая в прокрустово ложе неубедительных теорий. Собственный опыт убеждает меня держаться подальше от болтунов, кланов, амбициозных коллег, даже зрителей. Без всякого кокетства могу сказать, что все мои работы и выставки я делаю только для себя, в том смысле, что художнику необходим нормальный процесс: работа — выставка — работа и так далее. Отсутствие такого процесса — застой, а каждая выставка освобождает от прежних работ и стимулирует движение. Но тем не менее художник должен быть одинок. Говоря высоким слогом, рождение, творчество и смерть происходят в одиночку, и коллективизм здесь неуместен. Повторяю, мои интересы часто меняются, я сам не знаю, что буду делать завтра, поэтому и не думаю о тех, кого называют ценителями. Но если таковые где-то имеются — прекрасно. И кстати, прав был поэт, сказавший, что вдохновение не продается, а рукопись можно и продать…

Михаил Лазарев. Замечательное завершение нашей встречи.

Декабрь 2003 года

ДИ №1/2011