Для среднего голландца Россия является почти во всем великой неизвестностью и противоположностью. Если здесь мы живем в хорошо организованном и управляемом государстве, заботящемся о своих гражданах, на осушенных и обнесенных дамбами участках земли в соответствии с такими пословицами, как «умеренность в усердии строит дома как замки», то в России господствуют такие понятия, как неумеренность, недосягаемость, непрозрачность и несогласованность. Можно даже провести параллель между Россией и современным искусством. Если в высказывании одной из художниц, входящих в состав участников с голландской стороны, Ясмайн Виссер, заменить слово «Россия» на «современное искусство», то утверждение будет по-прежнему верным: «Любая попытка определить, что представляет собой Россия [современное искусство] в настоящий момент, только вызывает новые вопросы и становится лишь показателем ее [его] неизмеримости и непредсказуемости».

Если в России расскажешь кому-то, что видел НЛО, то приобретешь нового друга, — сказал мне двадцать лет назад мой учитель музыки (фортепиано), самый замечательный и увлеченный из всех, кого я знала, голландец, также бельгиец (его происхождение было не совсем понятным), который позже женился на русской и поселился в Москве. К тому времени Голландия с ее до мельчайших деталей организованным и управляемым обществом, где «обычно» значило уже достаточно «экстравагантно», ему совершенно опостылела. Этот случай нетипичен, потому что голландские мужчины часто женятся на русских женщинах, но только в Голландии и с целью жить дальше здесь, потому что у нас якобы все намного лучше. Также он не был и «обычным» учителем музыки. Во время уроков, которые иногда продолжались целыми вечерами, велись разговоры о любви, об искусстве и о жизни, мы не раз смотрели вместе на звезды, выпивая при этом полагающиеся стаканчик-другой. Также он вспоминал своего любимого учителя в консерватории Артура Рубинштейна, Святослава Рихтера, гениального русского пианиста, пригласившего его когда-то на один из своих конкурсов многообещающих молодых талантов в Туре, и с московской племянницей которого, тоже пианисткой, у него были любовные отношения. Чуть позже выяснилось, что все его рассказы — выдумка. Или, лучше сказать, сокровенное слияние вымысла и правды. Все — взрослые! — ученики из маленького голландского городка сочли его поведение позорным и отказались от него. Учитель музыки вскоре после этого навсегда покинул эти места. Но, как мне стало понятно позже, он был прав в отношении НЛО (которые, конечно же, надо рассматривать как символы воображения и рассказа).

Россия и ее восприимчивость к фантастическому меня всегда впечатляли, и все это вместе взятое сложилось в целую историю. Открытие дверей нашего музея в Хертогенбосе для выставки «ВоТ» является следующей главой этой истории и результатом встречи с Марьян Тэиуэн и Ине Ламерс два года назад. Они тогда активно занимались организацией российско-голландской выставки, которая должна была проехать по России и источником вдохновения которой должна была стать сама Россия. Марьян Тэиуэн и раньше выставляла свои работы в нашем музее, но только на персональных выставках. Групповая выставка с такими амбициозными целями должна была стать их авантюристическим продолжением.

Важная черта современного искусства — все, что казалось известным, оно помещает в иную перспективу, если не сказать, переворачивает с ног на голову. Если посмотреть на вещи таким образом, современное искусство могло бы стать мостом во взаимоотношениях Голландии и России. Приведенная характеристика России связывает ее и с западноевропейским романтизмом XIX века, являющимся колыбелью современного искусства. Помимо растущего интереса к индивиду ему были присущи (и вот здесь самое интересное) тяга к гибели, желание раствориться в более великом, кануть в неизвестность и мистерия. Даже такое понятие, как кочующий художник, было знакомо России. Он существовал в местной версии уже в XIX веке — как передвижник. А сейчас по всему миру видишь «аэропортных» художников. Здесь есть парадокс. Речь идет о безграничном саморазвитии, которое может иметь место только внутри собственного вакуума, назовем это камерой-одиночкой, где все вертится вокруг определенной темы. Художник действительно путешествует, но смотрит на все через собственные очки, со своего ракурса1.

Для выставки «ВоТ» Марьян Тэиуэн предложила работу «Разрушенный дом Красноярска». Я считаю самой красивой фотографией этого проекта, выполненного в 2009 году, черно-белый снимок словно насквозь просверленного трехэтажного дома. Это выглядит как глаз, который снова и снова повторяет себя изнутри. В Голландии сказали бы: глаз с эффектом Дросте2, когда на изображении размещается уменьшенный вариант этого же изображения, и так далее. Этот эффект можно сравнить с русской матрешкой.

Но тут есть разница. При эффекте Дросте изображения становятся все меньше, но сохраняют плоскостность и видимы. В матрешке же последовательные варианты объемны и скрыты «в глубине» до тех пор, пока не откроешь одну куколку за другой. При этом есть вероятность, что они будут различаться. В глубине может скрываться все что угодно, и никто не знает, что и сколько. Иными словами, рассказ, спрятанный в глубине, надо обнаружить. Голландская черта — то, что мы назвали глазом: возможность видеть все слои и измерения одновременно. В работе Марьян Тэиуэн имеются и неголландские черты, такие как экстремальность процесса создания, нечто ирреальное, сюрреалистическое, ощущаемое посетителем при входе в инсталляцию, и в заключение крупномасштабный, монументальный характер самой фотографии — того, что останется от проекта.

Глаз, повторяющийся снова и снова внутри себя (созданный из бесчисленных мелких элементов), — символ сосредоточенного взгляда, которому присуще множество возможных измерений и видений. Это можно рассматривать и как фазы сознания и интерпретации, и как развитие рассказа.

Такое совпадение глаза и рассказа служит отправной точкой работы Ине Ламерс. Она исследует повествовательные свойства фотографии и кинематографии. События ее фильма происходят в закрытом городе Железногорске. Художница задается вопросом, что есть реальность, что лежит в ее основе? Ее интересует дистанцированный объект, и одновременно чувствуется стремление проникнуть в него. То же самое проделывает и Паулин Олтейтен, решившая продолжать работу над своим проектом во всех пяти российских городах, в которых демонстрируется выставка «ВоТ». Олтейтен называет себя полевым исследователем: снимает все, что попадает в поле ее зрения, делает зарисовки, текстовые пометки, а в ателье выбирает нужное из отснятого материала, рисунков и текстов.

Паул Коойкер работает по заготовленным сценариям. Так и сюжетная коллизия его серии «Воскресенье» была заранее определена: съемка обнаженной модели на журнальном столике. В Амстердаме художник обычно дает точные указания (непрофессиональным) моделям, что они должны делать, а в Санкт-Петербурге он предоставлял им большую свободу. В зачастую непростых ситуациях он «пишет» свой рассказ на языке женского тела или атмосферы интерьера.

Даяа Кахен отправилась в Россию, чтобы для выставки «ВоТ» провести настоящее исследование, только не реального мира, а его сублимированной версии. В школе кадетов №9 девочек воспитывают истинными патриотками и идеальными женщинами. Идеал воплощают не только прически, бантики, но и поведение.

Наташа Кенсмил не нуждается в посещении конкретного места интересующего ее события. Свою тему — трагическую историю семьи Романовых — она переживает, находясь далеко от места действия. Также и Ясмайн Виссер никогда не была в России, но эта страна, ее история, и в частности биография Сталина, в течение долгого времени играют важную роль в ее работе. Неизмеримость и непредсказуемость русской натуры крайне интересны для Виссер, потому что они затрагивают двойственность ее собственного (немецко-голландского) происхождения. Ее многочисленные визуальные иконки воспринимаются одновременно и как иероглифы, и как конкретные факты российской истории.

Примечательно участие в выставке Алены ван дер Хорст. Дочь русской и голландца, она родилась в Москве и выросла в Голландии, где окончила факультет русского языка и литературы. Для обеих стран Алена одновременно и своя, и чужая. Ее фильмы — интересные наблюдения, выявляющие поэтические переплетения характеров. Видеоинсталляция, представленная на выставке «ВоТ», — рассказ о ней самой и ее тяжело больной и разочарованной матери. В Амстердаме, желая получше ее понять, я спросила Алену, кто является ее любимым российским литератором?

«Чехов! Я считаю его не очень русским. Его рассказы актуальны по сей день. Его острый взгляд проникает во все. На нескольких страницах он создает целый мир. Чехов мог бы сказать то, что говорила моя мама: поэзия в конечном счете тоже не является спасением. Но одновременно в его рассказах есть любовь к жизни. В них он говорит о бессилии человека, в этих русских реалиях люди меланхоличны, они все стремятся к чему-то3, но Чехов анализирует это, он сам стоит выше этого. Поэтому я считаю его очень нерусским в его русскости. Он обладает взглядом постороннего, но пишет изнутри».

1 «Романтики рисуют в своем воображении безграничное самосоздание, но я наблюдаю этот процесс происходящим только внутри социальных тюрем, которые преклоняются перед тем, что они арестовывают». Ауэрбах Нина. Романтическое тюремное заключение. Женщины и прочие выдающиеся изгнанники. Нью-Йорк, 1986. Введение.

2 Сюрреалистический, вносящий разлад элемент заключается в том, что инсталляция выводит посетителя из состояния равновесия внутреннего и внешнего, черного и белого, светлого и темного, глубины и высоты, порядка и хаоса и т.д.

3 Например, в «Вишневом саде»: желание сестер из провинции поехать в Москву, куда они так никогда и не поедут.

ДИ №2/2011