ДИ. В 2009 году вы довольно внезапно возникли на московской арт-сцене. И сразу громко о себе заявили. Что этому предшествовало?

Денис Мустафин. Специального образования у меня нет. Я учился полтора года в Самарском педагогическим институте на театральном отделении. Поступил за компанию, а бросил, когда стало по-настоящему интересно и захотелось более основательного образования. Потом поступил в один из питерских институтов, но этим дело и ограничилось. Появилась семья, ребенок, и было не до образования. Я стал заниматься графическим дизайном — газеты, журналы, реклама. Когда в 2001 году мы переехали в Мо-скву, продолжил работать в рекламных агентствах. У меня была иллюзия, что в рекламе можно делать что-то интересное и креативное. Но к концу нулевых все «скисло». Профессия арт-директора стала восприниматься как ремесленническая. А тут как раз моя девушка пошла учиться в школу современного искусства. И я тоже заинтересовался. Принял участие в двух выставках — «Мастерская-09» в ММСИ и «Одна шестая плюс» в галерее «Зураб» в рамках Третьей Московской биеннале. Для «Одной шестой плюс» я задумал сложный проект — в течение двух недель вел блог от лица сумасшедшего человека, который предчувствует, что должно случиться нечто, катаклизм. А точнее, в Подмосковье, в месте, которое называется Русский Стоунхендж, произойдет падение небесного тела. И я предлагал людям поехать посмотреть. Мы шли километр через перепаханное поле, потом в лесу я копал воронку, сам в нее и падал. То есть я был тем телом, которое должно упасть. Документация этого всего — видео, фотографии — была представлена на выставке. И тут я почувствовал разницу. Перформанс, подготовка к нему — настоящее безумие. И даже когда я монтировал видео, в этом был адреналин. что-то новое для меня. А вот то, что я увидел на самой выставке, меня не задело. Не было живого контакта. Я не получил удовлетворения. И вообще у меня возникло ощущение, что в пространстве современного искусства все как-то слишком спокойно, ровно. Появилось желание встряхнуть это болото, как-то форсировать ситуацию. Но этому предшествовала еще одна выставка. «Absolut creative future (Синтез искусств в абсолютном мире)», в которой я должен был участвовать. По результатам открытого конкурса Openspace.ru я попал в тройку лидеров. Но мой проект не проходил по бюджету. Я должен был оптимизировать стоимость производства инсталляции, что оказалось невозможно. Но я уже настроился на участие. И участвовал… протестным перформансом. Ситуация с «Абсолютом» стала для меня определяющей в плане стратегии. Недопущение к чему-то — отправная точка. Если говорят — нельзя, значит, надо делать. Причем более резкое и громкое. Так довольно быстро я пришел к решению, что нужно делать что-то свое, не вписываясь в институциональную систему. И первым таким моим проектом стал «квартирник» «Свободы!», который прошел 15 января 2010 года. При отсутствии какого бы то ни было имени, только благодаря ЖЖ я собрал довольно заметных художников. Я ориентировался на разные слои. Поскольку свобода должна быть разноплановой, присутствовали и политика, и порнография, и религия. Я хотел все это ужать до формата кухни, как отсыл к диссидентскому прошлому: мы сегодня возвращаемся к тому, что было раньше. В «квартирнике» могли участвовать только работы с формулировкой «в отказе». Включая самоцензуру. что касается меня, то я реанимировал перформанс Олега Мавромати. Брал у себя из вены кровь и писал рекламные объявления. Перформанс как реклама и реклама как перформанс.

ДИ. А если работе отказали, потому что она элементарно слабая?

Денис Мустафин. Мне многие гово-рили, что я собрал массу работ, которые не надо нигде выставлять, потому что они того не стоят. И это аргумент. Но поскольку я не куратор (куратора здесь вообще не было), для меня гарантией было имя художника, или я ориентировался на свои симпатии и вкус. Но поскольку я использовал острые вещи, резонанс был большой.

ДИ. Можно заключить, что «Пошел! Куда пошел?» возник в результате отказа.

Денис Мустафин. Да, я послал заявку на три работы и не получил ответа, а потому решил делать что-то альтернативное. Столь же масштабное, но не биеннале. Так появилась идея фестиваля.

ДИ. А в чем именно была альтернатива? В чем отличие?

Денис Мустафин. Тема биеннале — границы. Но у нас и так слишком много границ. Нельзя ничего, и больше всего на улице. Мы провозгласили: нет ничего невозможного, художник сам определяет, куда ему идти дальше, нам не нужны кураторы и институции. У нас все проекты проходили в чужих пространствах — либо мы врывались куда-то, либо прямо на улице. И никто не мог сказать, что Мустафин не брал работы. Любой, кто хотел участвовать, — участвовал. Утомляет ситуация, когда ты показываешь работы одним и тем же зрителям. У нас же зрители в большинстве своем были случайные. На наших открытиях и закрытиях царили свободный дух, музыка, радостные люди, искусство, которое было сделано спонтанно. Мы работали со средой. Искусство создавалось из подручного материала. Это интересно, раскрывает творческий потенциал художника. То есть и по атмосфере, и по контенту наш фестиваль совсем не походил на официальное мероприятие. Мы не цеплялись за результат. Конвейер уже давно работает. Много налепили произведений. Сейчас важно умение произвести нечто в среде.

ДИ. Планируете продолжение фестиваля?

Денис Мустафин. Нет. Второго фестиваля не будет. Потому что это уже маркетинг. Бизнес. Я не брошу заниматься уличным искусством, но не буду запихивать его в этот формат.

ДИ. В сентябре в Болгарии вы показали перформанс «Софийский некролог». Весь день ходили по городу, таская за собой деревянный гроб и расклеивая какие-то листовки. Он как-то связан с ситуацией Олега Мавромати?

Денис Мустафин. Олег хотел, чтобы я прочитал лекцию — рассказал о фестивале, своих работах. Но мне показалось, что о фестивале им не совсем будет понятно. А если уж о себе самом, то это нужно облечь в какую-то пластическую форму. Олег сказал, что с современным искусством в Болгарии плохо. Если и есть какое-то искусство, то в основном коммерческое. Художники после окончания институтов тут же начинают продаваться либо перестают заниматься искусством. Это одна составляющая. А вторая — обилие «некрологов» на улицах. И я решил похоронить вдохновение и почтить его память в одной из софийских галерей, о чем и сообщалось в некрологах, которые я расклеивал...

ДИ. Однако сами вы не расстались с вдохновением…

Денис Мустафин. Да, меня вдохновляет протест. Когда все согласны, лучше быть несогласным. Мне неинтересно стерильное изолированное пространство современного искусства, где три зрителя, два критика и четыре художника. Да, они понимают друг друга, все замечательно, но не происходит свежего притока. Крови нет. А жизнь другая, она в иной плоскости. Я не призываю выходить на Триумфальную площадь, хотя сам в рамках фестиваля дважды это делал.

ДИ. Для чего сегодня нужно искусство?

Денис Мустафин. Сейчас говорят о формировании в России гражданского общества. И искусство не должно оставаться в стороне. Хотя бы какая-то его часть. Я говорю об активной гражданской позиции.

ДИ. Вы, конечно, знакомы с нынешней позицией одного из главных наших акционистов эпохи девяностых Анатолия Осмоловского?

Денис Мустафин. Да, я с ним разговаривал — брал интервью для задуманного мной фильма об акционизме. Осмоловский считает, что московские акционисты в свое время выполнили свою миссию — прорвались к затекстованной концептуализмом реальности. А теперь нужен новый гипертекст. Но я с этим не согласен. Сейчас несколько текстов друг на друга наложились, и получился текстовый хаос, который по-прежнему заслоняет реальность.

ДИ. В прошлом году вы сняли короткометражный арт-хаусный фильм «человек в футляре». В нем некий молодой человек с внушительных размеров чемоданом уверенным шагом идет по улицам Москвы. И совсем недавно, 15 января, вы провели в Айдан-галерее партизанскую выставку «Искусство в чемодане». То есть вы явились в галерею, где в это время проходила выставка Саши Фроловой «Albinism», с огромным чемоданом, наполненным работами других современных художников. Как это интерпретировать? Это тоже протест? И если да, то против чего?

Денис Мустафин. Сейчас много говорят об эмиграции. Не эмигрируют, а именно рассуждают об этом. «Куда бы мне уехать? Ситуация осложнилась. Не могу здесь больше жить». Некоторые могут уехать, а есть те, кто не может себе это позволить или по финансовым причинам, или по семейным обстоятельствам. Поэтому они эмигрируют внутренне, уходят в себя. чемодан — образ. Багаж целой жизни, Ноев ковчег. Внутренняя эмиграция, схлопывание.

ДИ. что для вас искусство?

Денис Мустафин. То, что я делаю, — крик души. Я нашел формат, чтобы выразить свой протест и свой страх. Ведь на самом деле это все от обилия комплексов, страхов и желания от них избавиться. Здесь есть и терапевтическая сторона перформанса, о которой говорит Лиза Морозова. Перформанс — всегда преодоление. Мне не составило труда проковырять себе вену во время перформанса в «Гараже» «Вам не нравится цвет моей крови?». Но мне сложно было кричать. С одной стороны, ты очищаешься от каких-то шлаков, а с другой — появляются новые. У меня всегда были непростые отношения с милицией.

ДИ. При этом делаете акции, которые предполагают вмешательство стражей порядка.

Денис Мустафин. Да, чтобы понять себя, я сам иду на обострение. Сейчас оценивается уровень дерзости. Мизин мне рассказывал, что они часто проверяли друг друга на «слабо». И я многих с этой точки зрения рассматриваю.

ДИ. Если говорить об уровне дерзости как о критерии, то здесь впереди всех группа «Война».

Денис Мустафин. Мне нравится их прямолинейность. Они подписались под определенными обязательствами и пошли до конца. Не берусь оценивать художественную составляющую их акций или утверждать, художники они или нет. Мне не важно, последователен ли художник. Мне неинтересно быть последовательным. Я не хочу, чтобы меня впихивали в рамки, ассоциировали с чем-то одним. И на самом деле мне нравятся красивые вещи, а не только бросаться на своих противников. Например, сейчас я делаю проект «Electroautomatica». Он связан с эстетикой, а не протестным искусством.

ДИ. Верите, что искусство может влиять на жизнь, что-то менять в человеке?

Денис Мустафин. Я верю, что человек от соприкосновения с искусством может испытать потрясение. Но это не означает, что он как-то изменится. В то же время, например, ученый разрабатывает какую-то микроплату. Эта маленькая штучка изменит что-то глобально? Наверное, нет. Однако соединив множество микроплат, через какое-то время можно получить коллайдер, который взорвет землю. Как знать… Также и искусство.

ДИ. Ваши планы на ближайшее будущее?

Денис Мустафин. Я хочу сделать галерею «NoArt». Сегодня много спорят по поводу искусства и неискусства. Хочу там представлять молодых художников, которые еще никуда не вписались. А также нехудожников — музыкантов, композиторов. Это будет проект с постоянно обновляющейся экспозицией. Продукт совместной деятельности, коммуникации. Хочется, чтобы получилось что-то живое.

Беседу вела Лия Адашевская

ДИ №2/2011