Интернет как гигантский всемирный архив различного типа изображений требует анализа как явление. Слишком многие трактуют Интернет как пространство свободы доступа к информации, инструмент глобальной демократизации, но так ли это на самом деле?

В октябре 2014 года на конгрессе Международной ассоциации искусствоведов в Корее выступал профессор Калифорнийского университета Лев Манович. Он, в частности, указал, что при просмотре изображений мы работаем с такими древними интерфейсами, как полоса прокрутки, слайд-шоу, реже карта: они делают наш взгляд ведомым, контролируемым, так же, как репрессивное пространство традиционного музея, где нам указывают, на что смотреть, а что-то скрывают.

Манович считает в целом возмутительным, что пользователь ограничен при поиске информации только своими знаниями и умением сформулировать вопрос и, задавая его, получает только ответ на него и ничего больше. Он сравнивает это с ситуацией, при которой мы вынуждены были бы вместо пуантилистской картины видеть только одно пятнышко на ней. Его заботит, что мы ищем и находим лишь иголку в стоге сена, но не видим формы самого стога. Тут он, как и многие адепты новых технологий, не задается вопросом, зачем человеку сено, если он искал именно иголку. Однако Манович настаивает на том, что пользователь должен иметь возможность воспринять сразу все и одновременно из опубликованного в Интернете, и разрабатывает инструменты, которые помогут нам превратиться в тысячеглазого Аргуса, чтобы наблюдать и сортировать миллионы картинок.

Например, в проекте «Selfiecity» предусмотрен анализ селфи, сделанных в нескольких столицах мира. Но что же мы узнаем как результат? Например, женщины Сан-Паулу в своих селфи наклоняют голову чуть энергичней, чем в Москве или Берлине. Причем машина иногда ошибается, принимая за селфи фото картины Герхарда Рихтера, на которой изображен рулон туалетной бумаги. Аргус не только неумен, но еще и посдлеповат.

Манович «демократически» не делает различий между типами визуальной информации и применяет к музейным коллекциям те же методы, что и к мусорному пользовательскому контенту. Из его инфографики можно узнать, сколько в том или ином собрании произведений вертикального формата, а сколько – горизонтального или сколько натюрмортов, а сколько – пейзажей. Это напоминает бюрократический, мещанский подход, опись имущества: «– Куртка замшевая – одна штука, магнитофон импортный – одна штука, портсигар отечественный – одна штука...» Бывают и более сложные структуры, как, например, сайт фотоархива МoМА (Нью-Йорк), где можно получить информацию, кто из фотохудожников в какие годы где путешествовал, в каких проектах принимал участие, с какими художниками и группами был связан. Или сравнить, в какие периоды превалировала ретушь, добавляющая детали, а в какие – убирающая их. Но понять, почему так, никакая программа не способна. Чтобы копаться в этих сведениях, нужен не просто досужий интерес, а профессиональная цель. Та самая иголка, которая пронзит все это смыслом.

На том же конгрессе берлинский куратор и арт-критик Элиза Руска выступила с критикой Интернета. В ее интерпретации Сеть приобретает зловещий характер Паноптикона, идеально прозрачной тюрьмы, где каждый пользователь – вовсе не наблюдающий Аргус, но сам находится под наблюдением. Свобода поиска – лишь иллюзия, и глобальные корпорации в сотрудничестве с правительствами с помощью Интернета заносят в свой архив и классифицируют самих юзеров, выдают каждому информацию по вкусу, изолируя от встречи с альтернативными идеями и помещая в кокон собственных предпочтений. Руска сравнивает Интернет с телевидением, имевшим успех, потому что «потакало свойственным человеку лени и пассивности», чтобы отвлечь от проблем реальности. Сокровища цифрового архива мешают нам создавать ответственный архив современной жизни офлайн. Здесь Руска вспоминает пример из истории ТВ: возможность смотреть телевидение Западной Германии делало жизнь в Восточной Германии более приемлемой. По статистике, попытки покинуть области ГДР, не покрытые вещанием ФРГ, намного превышали те, в которых оно было доступно.

Эта критика Интернета в целом относится и к самому обсуждаемому на данный момент сетевому архиву искусства – Google Art. Николас Серота, директор лондонской галереи Тейт, приветствует его появление, говоря, что мы наконец готовы не только «обладать», но и «делиться». Но критики проекта обращают внимание на то, что в нем показывают только то, что команда Google Аrt сочла нужным, то есть экспозицию цензурируют. И это действительно продуцирует душевную и физическую лень, что журналиста «The Guardian» Аластера Соока не устраивает: «Google Art собирает для нас вишенки, но я предпочел бы вишенки, которые я собрал сам». Азарт изыскателя заменяется поглощением. Серота описывает волшебство цифрового архива: «Сидя в интернет-кафе в Сан-Паулу, ты можешь рассматривать работу Ван Гога «Звездная ночь», которая находится в экспозиции МоМА в Нью-Йорке». Любопытно, что так же, как и Льву Мановичу, Николасу Сероте приходит на ум Сан-Паулу, возможно, не только потому, что это самый большой город в Южном полушарии, но и подсознательно потому, что он являет собой пример пространственно-социальной сегрегации, и Google Art по-своему продолжает ее, отвлекая жителей подобных городов от мыслей о невозможности позволить себе увидеть оригиналы: мы будем вас развлекать виртуальными богатствами, только чтобы вам нравилось у вас дома и вы не вздумали приехать и претендовать на наше материальное благосостояние.

Особый упор в Google Art делается на высокое разрешение представленных фотографий произведений: мы можем увидеть фактуру мазка, недоступную невооруженному глазу. Против этого и восставал Лев Манович: нам предлагают уткнуться носом в пятнышко на картине вместо взгляда на всю картину. Еще пять лет назад достоинством Интернета считалась свободная циркуляция некоммерческих изображений и видео низкого разрешения, предполагающих при этом и в связи с этим свободу высказывания в них. Берлинский кинематографист и теоретик Хито Штайерль считает, что этот «люмпен-пролетариат в классовом обществе картинок» создает «новую аудиторию и новые дискуссии, теряя в визуальной субстанции», но делает возможными альтернативные системы ценностей, где важно не визуальное или материальное качество, но обмен оригинальной информацией. Но Google Art вновь все приводит к стандарту качества картинки.

Надежда на Интернет как на неотфильтрованный мейн-стримом архив живых свидетельств современности не оправдывается. Большинство выступавших на конгрессе подчеркивали, что любительская арт-критика в соцсетях и на форумах наводит владельцев изданий на мысль: зачем платить кому-то за то, что делается бесплатно? Однако даже высокого уровня рецензии и фоторепортажи в том же Фейсбуке невозможно отслеживать и архивировать, а в тематических коммьюнити в зону внимания попадает пост, вызвавший больше комментариев, хотя он, возможно, будет самым скандальным или глупым, а сообщение о действительно важном событии пройдет никем не замеченным. А большинство постов – копирование официальной информации от организатора не более чем бесплатная реклама. В целом генерирование сообществ по интересам и вкусам работает на усиление атомизации, отсутствие видимой фильтрации оборачивается интоксикацией от управляемой вседозволенности. Цифровой архив – это архив, в котором можно увидеть почти все, но ничего не понять.

ДИ №6/2015