Если и присутствовала в нашей жизни «легкость бытия», то тогда. Именно на 1989-й год пришелся пик нашей веселой и легкой жизни. Для «Чемпионов мира» год молодежной биеннале стал «потолочным». Затем многих подломила коммерция. У Свена (Гундлаха – ДИ), помню, еще на Фурманном (сквот в Фурманном переулке – ДИ) была на эту тему отличная работа «Спасибо за покупку». К нам в мастерские толпами приходили какие-то люди, покупали непо- нятно какие картины. Конечно заглядывали и серьезные галеристы, но в основном шла странная толпа. Это сильно повлияло на качество искусства.
«Чемпионы мира» пытались объять необъятное, надо же соответствовать названию, делать выше, больше, давать сплошной «Аншлаг». Но когда ты расширяешь текст до гигантского масштаба, с ним ничего не происходит. Работа на маленькой бумажке лучше, чем если ее увеличить до исполинских размеров, тогда-то мы этого не знали. Но были художники, которые уже это понимали. Помню, Никола овчинников принес на биеннале маленькую коробочку, открываешь, а там бриллиантами выложено «Слава КПСС».
Биеннале по тем временам – событие такого уровня, когда нельзя упасть лицом в грязь. Мы участвовали группой, но вопрос – каждому принести по паре живописи или сделать совместный проект, стоял. Была идея сделать инсталляцию, как например в Табакерке проект «Игра в ящик» (1988). Мы позвали тогда в компанию Юру Альберта, Вадика Захарова, Андрея Филиппова. Я лежал в углу, зачем – уже не помню. Какие-то слова должен говорить, но забыл их напрочь. Все уже на концерт «Бригады» с Гариком Сукачевым пошли, а я лежу... Лия Ахеджакова мимо проходит и говорит: «Что же вы так и будете лежать?»
Другой вариант – снять кино. В 80-е люди носились с появившимися видеокамерами. Вот и «Чемпионам» захотелось сделать альтернативный фильм. Но оказалось, его сложно монтировать, а еще сложнее показать. В 1989-м никто из оргкомитета биеннале не смог найти телевизоры, чтобы крутить кино. И от этой идеи тоже отказались.
В итоге мы выставили кассу, почти такую же, как «Дикие песни нашей родины». Но ее быстро украли. Спустя годы выяснилось, что это сделали Перцы (дуэт украинских художников олега Петренко и Людмилы Скрипкиной — ДИ): она им очень понравилась, вот и решили спереть. Я потом сделал Альберту копию этой работы.
Второй объект, представленный на той Биеннале – плакат. У нас тогда было много черной краски. Мы взяли кашпо из какого-то детского садика, покрасили его, и на нем написали «Живыми не сдадимся». Эту работу «Чемпионы» впервые показали на выставке «Асса», но там ее увидело мало людей (всего около 30 тысяч человек – ДИ), а на биеннале ведь толпы ходили. Когда биеннале закончи- лась, все стащили в мастерскую, навалили сверху других работ и кто-то сделал фото- графию. Прекрасно получилось. Я эту фото- графию как самостоятельную работу потом выставлял в Питере в 2002 году (выставка «Родина или смерть» – ДИ), мы с Андрюшей Филипповым решили тогда, что сами крутые кураторы. Потом она исчезла. Фотографии с биеннале, кстати, тоже куда-то задевались. Мало чего осталось от того времени. Хотя иначе и не могло произойти: когда ты красишь работу водоэмульсионкой с черной тушью и гуашью, они отваливаются прямо на глазах. Но ты ужасно рад за себя: «Какой я крутой! Покупатель еще не успел дверь открыть, посмотреть, что ты сделал, а работы уже нет!». Сегодня говорят, что художник должен превратиться в софт. Им далеко до нас. Вот тогда был софт! Только от него ничего не осталось. Ужасно жалко, что многие вещи погибли.
На биеннале кроме москвичей Виктор позвал художников из Питера, Украины, Грузии и заграницы. Москвичей тогда обвиняли за снобское отношение к иногородним, и совершенно справедливо. Теперь-то я понимаю, что художники должны переглядываться, а тогда мы существовали закрытой группой. Появившиеся в городе ростовские, одесские ребята шли на контакт, а мы им: «у нас тут свой огород, проходите». Конечно это не мешало во время биеннале хорошо и дружно выпивать.
Биеннале закончилась, и все изменилось в худшую сторону. Мы себя кем-то почувствовали, и это начало давить. Ведь, пока никем себя не чувствуешь – ты свободен. Популярность быстро пошла на убыль. Помню, спросил Сашу Обухову: нас совсем выкинули? А она в ответ: а ты как хотел? Вроде естественный процесс, а вроде и не очень. Хотя в итоге все стало по-честному. Народ закончил писать слово гласность и рисовать звезды. В искусстве остались люди, которым оно было действительно важно.
Борис Матросов, 2018