Канал podjachev наполнен видеодокументациями акций группы «Коллективные действия» и записями на границе видеоарта и home video. такими, как ролик, где Андрей Монастырский и Владимир Сорокин играют в игру «толкунчики» на раздевание на советском платяном шкафу. Судьба podjachev примечательна. В 2011 году он стал частью экспозиции на выставке Андрея Монастырского в Русском павильоне Венецианской биеннале. На нескольких компьютерах были открыты YouTube страницы с видеозаписями, и каждый посетитель мог изучить видеоархив «Семена Подъячева». В одно прекрасное утро художник ян Гинзбург, который работал администратором выставки, обнаружил на канале четыре новых видео. Их содержание резко отличалось от остального контента, но сотрудник согласно инструкции их включил. На новых видео пианистка Екатериана Гуменюк исполняла на сцене концертного зала произведения Равеля, Шопена и Шуберта. Позже выяснилось, что доступ к каналу был украден мошенниками, которые загрузили на него записи с Гуменюк и требовали некоторую сумму денег с автора канала за возврат доступа. Не желая вступать в контакт с мошенникам, Монастырский завел новый канал podjachevdva. Этот канал обрел свою индивидуальность благодаря материалам, сначала создаваемым при помощи видеорегистратора, а затем при помощи камеры GoPro. Жанр – тотальная видеоархивация: походы по выставкам, прогулки по городу, рассуждения на камеру, минимально срежиссированные сцены, снятые в собственной квартире. Позже к ним добавились примитивно смонтированные видеозаписи и препарированный found footage.

Эстетика, которую развивает Монастырский – не для случайного интернет-серфера, но притягательна исследователям weird-контента. Эзотерический, контр-фасцинативный, практически нонспектакулярный характер видео раскрывается множеством рефлексов и аллюзий, если рассматривать их в контексте искусства круга московских концептуалистов, а также если обратить внимание на некоторую археологическую и критическую механику этих работ в отношении культуры видеоблоггинга.

Дмитрий Хворостов: Вы считаете себя влоггером?

Андрей Монастырский: я себя считаю видеоблоггером, но только без подписчиков. я адресую свой блог самому себе. Записываю видео, чтобы пересматривать их как архив. Как дневниковые записи.

Я рассматриваю эту практику как бы на горизонте древнекитайской поэзии. Древнекитайские поэты писали стихи и бросали бумажки в ручей, они уплывали. Но у меня они не уплывают, я их сохраняю в потоке YouTube, откуда их можно выловить.

ДХ: Контент, который вы производите в YouTube, отсылает к культуре видеоблоггинга?

АМ: Контекст безусловно присутствует. Четыре миллиарда просмотров в день и десятки миллионов аккаунтов – это чтото океаническое, необозримое. Это присутствует и пронизывает на каких-то бессознательных уровнях и мои идеозаписи. там иные творческие законы, другие токи наполняют эту стихию. Не книжные издания в обычном гуттенберговском смысле. Это что-то текучее, ближе к воде, к реке, в пределе – к океану.

ДХ: Ваш канал кажется совершенно немонетезируемым. Однако недавно я увидел в телеграм-канале «ты сегодня такой Пепперштейн» вашу фотографию с банкой пива в руке. Поскольку эта фотография появилась в среде, в которой действуют всевозможные рекламные механики, я неосознанно ее отнес к жанру рекламы. Собираетесь заработать на блоге? 

АМ: Мне совершенно неинтересна монетизация канала. Во-первых, это копейки. С таким-то количеством подписчиков! Во-вторых, монетизация влечет за собой другой мотив производства, который мне неинтересен. К слову о банке пива, помню, как в 90-е годы в одном журнале я увидел рекламное фото, на котором композитор-минималист Филип Гласс сидит за роялем и держит кружку с пивом. я подумал: – «Какая гадость! Зачем он это делает?! я к нему всегда относился так возвышенно, а он?!» Недавно я об этом задумался после прочтения его воспоминаний «Слова без музыки». тогда меня это возмутило, а теперь я наоборот скорее всего улыбнулся бы.

ДХ: Как обстоит дело с офлайн? Заботит ли вас цена на ваши работы?

АМ: Иногда переживаю за цены, иногда нет. У меня же мало работ, и я редко их делаю. В принципе, уровень цен, который сложился уже давно, так и держится. Но это цены на объекты, которых у меня мало, до 10 штук. я же не художник-фабрика, который бесконечно производит картины. У меня отдельные созерцательно-медитативные объекты, связанные с исследованием эстетических пространств, являющиеся некоторой формализацией этих исследований.

Мои объекты не для широкого пользования, для специалистов. Поэтому такая цена вполне приемлема, но на некоторые инсталляции должна быть на порядок больше. Решающим определителем ценности выступает время и история.

Мы ничего сами не можем сделать, чтобы повлиять на эту ценность. Конечно, я считаю, что лучше продать дороже, чем дешевле – вещь естественная. Например, Дюшан за свою жизнь напродал своих работ на 365 долларов. Работы Магритта стоили по 150–180 фунтов стерлингов при жизни. Сейчас даже его авторский вариант стоит миллионы. В середине 80-х годов симуляционисты ввели в современное искусство финансовый дискурс – Джефф Кунс, Хаим Стейнбах, томас Бринкман и другие.

Это важный момент, в котором для искусства открылись новые возможности. Проблема стоимости работ Уорхола, Кунса, Кабакова очень сложная. Чтобы ее решить, в каждом конкретном случае требуется масштабное исследование.

ДХ: Назовите влоги, которые вы смотрите и можете посоветовать.

АМ: С удовольствием всегда смотрю стримершу Карину. Она хорошо вставляет энергетически. В отличие от других стримерш типа Оляши какой-нибудь. Карина очень искренняя, она действительно такая, какая есть. Ее поведение естественное, и ее мат – проявление ее энергии. Это очень хорошо прочищает мозги. Как хороший антидепрессант. Потом Николай Воронов, Своим Ходом, Могилка. Александр Пилот и Даша – очень живые и фактурные. Касё Гасанов, приятнейший человек, у него специфическая энергия. Через их речь, через моторику их рук, лиц, поведения открывается особый мир. Еще я смотрю разные материалы по буддизму. С Далай-ламой.

Был еще один влоггер из Чувашии, который делал сложные акции, близкие к работам Криса Бёрдена, например, проводил ночь в ящике в засыпанной землей яме. Но он куда-то исчез.

ДИ № 4-2019