Футуризм, одно из самых радикальных направлений внутри авангардного проекта, совершал революцию не только эстетическую, но и политическую. Следы обеих обнаруживаются и на кухне. Главная фигура движения, Филиппо Томмазо Маринетти, участвуя в политическом дискурсе в Италии первой половины XX века, демонстрирует свою позицию, обратившись к гастрономии. Как подобает воинствующему революционеру, он создает сначала манифест, а потом список блюд, которые следует готовить настоящему футуристу. «Пример: для того чтобы приготовить лосося по-аляскински под лучами солнца в соусе марса, возьмем тушку замечательного лосося, выловленного на Аляске, разрезаем его и будем готовить на решетке-гриль, предварительно посыпав перцем и солью и полив маслом, пока он не подрумянится».

Манифест изобиловал подробными описаниями приготовления и поглощения бесконечных деликатесов, мало доступных обывателю, при этом футуристическая гастрономическая революция осуществлялась на благо рядового итальянца. Сугубо буржуазная ориентированность блюд (игристые вина, заморские ананасы, фарширование мандаринами и салями индеек и т.д.), предложенная итальянскими футуристами, как ни странно, отвечала желанию «опыта, разума и фантазии», которые отныне «заменяют экономность, количество, банальность, повторяемость и стоимость». Русским авангардистам такая постановка вопроса чужда. Последние не отделяли себя от народа и уповали на конструктивистский пряник.

Обращение к еде футуристов произошло по той причине, что это необходимость физиологического порядка, то есть потребность тела, а трансформация тела – часть авангардного проекта о создании нового человека. Если человеческое тело должно соответствовать динамичному ритму новой эпохи, то все, что поглощает это новое тело, должно соответствовать его запросам. А окружающая обстановка, в которой новый человек поглощает футуристическую еду, должна разительно отличаться от традиционных пространств (как от итальянских таверн для пролетариев, так и от изысканных ресторанов для буржуа). Поэтому обычная туринская публика испытала шок, когда в их городе в двух шагах от площади Витторио Венето открылся первый футуристический ресторан «Таверна святого неба». «Интерьер таверны был оформлен преимущественно итальянским алюминием от “Гуинзио и Росси“: этот материал создавал в помещении атмосферу металличности, блеска, гибкости, легкости и безмятежности. Он передавал ощущение современной жизни, в которой наши тело и дух стремятся найти коррелятивное, синтетическое и художественное воплощение механической организации окружающей нас реальности», – вспоминал восторженный современник. У итальянских футуристов к 1931 году именно ресторан, а не кабаре (как у дадаистов в 1914 году), стал новым местом синтеза авангардной поэтики, эстетики и гастрономии и должен был реализовать образ общественного пространства, в котором собраны представления о технократизации жизни. Если на раннем этапе развития этого радикального движения праздничные банкеты в честь победы футуризма над его противниками случались сразу после перформансов, то в футуристическом ресторане еда и представление происходили одновременно. Таким образом призыв к созданию нового мира, координаты которого задаются на языковом, живописном, скульптурном, архитектурном, а теперь и на гастрономическом уровнях, как никогда еще в истории искусства воплощается в синтетическом единстве.

Гастрономический бум, захвативший человечество в начале XXI века, дает повод задуматься и вновь обратиться к футуристическому синтезу искусства и гастрономии. Перечитать и переосмыслить опыт художников и, возможно, на новом витке развития высокой кухни предложить невиданный доселе ресторан с новым подходом к этой простой человеческой необходимости.

ДИ №6-2018