Прошедшие пять лет дают возможность в ретроспективе рассмотреть причины появления и первые результаты деятельности музея в регионе, который никогда ранее не был отмечен какими-то яркими событиями, именами, достижениями в сфере актуального искусства. Авангардные прорывы случались здесь на театральной сцене, в области современного танца, фотографии, литературы, документального кино, но в визуальных искусствах Пермь была минимально заметна на карте современного художественного процесса.

Как ни парадоксально, но первый государственный музей современного искусства за пределами столиц появился именно в Перми как краевое государственное автономное учреждение культуры в мае 2009 года, что стало событием хотя и неожиданным, но в чем-то логичным для того момента. На исходе 2000-х на какой-то миг происходит прорыв современного искусства в зону внимания власти и бизнеса. Открытие Винзавода (2007), Гаража (2008), PERMM (2009), выступление президента Медведева с посланием Федеральному собранию, в котором руководитель страны впервые говорил о необходимости государственной поддержки новаторских экспериментальных направлений в искусстве (2009) — составляющие одного вектора развития событий.

Художественное сообщество переживало отсутствие в России государственного музея актуальных художественных практик как травму, и с открытием PERMM связывались определенные надежды, ставилось множество вопросов. Какова миссия такого музея? По какому принципу собирать коллекцию? Как привлечь и удержать публику? Стоит ли насаждать современное искусство там, где его не ждут? В Перми действительно современное искусство мало кому было интересно, здесь развитие актуальных художественных практик шло с существенным запаздыванием по сравнению не только с двумя российскими столицами, но и соседними регионами. Только один факт, не требующий комментариев. В 2006 году один из немногих пермских «актуальщиков», пионер медиа- и киберарта Сергей Тетерин организовал «Видеоточку» — мини-выставку видео-искусства, в рамках которой не зритель платил за вход, а зрителю платили за проявленный интерес к современному искусству. Эксперимент показал, что накануне рождения проекта PERMM мало кто в Перми готов был смотреть видеоарт даже за деньги. Так стоило ли «принуждать к современному искусству» (формулировка Д. Гутова)?

Ответ на этот вопрос неотделим от большой и малой политики, от расклада политических сил и конфликтов интересов региональных политических элит и команды бывшего пермского губернатора О.А. Чиркунова, сделавшего возможным учреждение музея и обеспечивавшего ему режим всесторонней поддержки и благоприятствования.

Создание музея современного искусства могло бы быть сверхцелью, достигаемой в интересах самого искусства, но в региональном контексте стало средством решения экстрахудожественных задач, таких, как брендирование территории, повышение ее узнаваемости в информационном российском пространстве, рост интенсивности туристического трафика и инвестиционной привлекательности региона. Традиционные музейные приоритеты — собирание и изучение коллекции, просвещение и инфотеймент зрителя первоначально оказались не в фокусе внимания музеестроителей PERMM — сенатора от Пермского края и мецената Сергея Гордеева и первого руководителя музея Марата Гельмана.

Появившийся в результате институциональной импровизации региональной власти музей никак не вписывается в традиционную схему. Возможно, в Перми апробирован актуальный для сегодняшнего дня сценарий формирования музеев. Сначала институция, потом коллекция. Сначала экспорт менеджеров и опора на волонтеров, потом — за счет обучения в процессе деятельности — формирование команды профессионалов, сначала перенасыщенность событиями, потом изучение и аналитика.

В момент открытия PERMM был музеем без коллекции. Сегодня его собрание составляет почти тысячу единиц хранения, 120 произведений стоят на учете в Государственном музейном фонде России. Большинство музеев современного искусства формируют свои фонды, основываясь на принципе максимальной репрезентативности художественных «измов», групп, практик, определенной эпохи и территории. Этот путь создания универсальных музейных коллекций, во-первых, традиционен, во-вторых, финансово затратен. PERMM в своей политике комплектования фондов выбрал принципиально иную стратегию: создание единственного в своем роде фонда художественных феноменов, объединенных концептом «русского бедного» искусства. Под этим термином понимаются произведения, созданные российскими художниками, работающими с нетрадиционными для искусства «бедными» материалами: песком, поролоном, упаковочным картоном, скотчем, полиэтиленом и т.п. Коллекция должна отразить мультикультурный тренд расширения физических и интеллектуальных границ искусства, ломающих преграду, разделяющую искусство и жизнь. Предполагается, что в коллекции музея будет представлено не только «русское бедное» искусство, но и итальянское arte povera, и искусство левых, использующих европейский треш, и искусство стран «третьего мира», для которых эти материалы являются не «бедными», а традиционными. В условиях жесткой музейной конкуренции такое самоограничение есть способ формирования уникального «лица» PERMM.

В 2010 году в дар от Сергея Гордеева в музей поступил Московский архив нового искусства (МАНИ, 441 единица хранения 1974–2006 годов) — комплект текстов, арт-объектов, фотографий, документаций акций Д.А. Пригова, Л. Рубинштейна,

А. Монастырского, группы «Коллективные действия» и других представителей московского концептуализма. Круг авторов архива МАНИ стал вторым программным направлением формирующейся коллекции музея. Сегодня в собственности PERMM находится, например, такое эмблематичное произведение художников того поколения, как собранная воедино из разных источников инсталляция В. Комара и А. Меламида «Мавзолей».

Выставочная политика музея включает и долгосрочные стратегические цели, и сиюминутные реакции на злобу дня. Часть состоявшихся выставок — просветительство в чистом виде. Информационную и событийную оторванность пермского зрителя от потоков развития современной художественной культуры восполняли «пропедевтические» выставки «МоскваПолис» (выставка-дайджест главных московских галерей современного искусства) и «Видение» — ретроспектива видеоарта от экспериментов Нам Джун Пайка до работ Марины Абрамович, Михаль Ровнер и Герри Хилла. Ту же цель преследовали персональные выставки Валерия Кошлякова, Александра Бродского, Сергея Шеховцова, «Синих носов», знакомившие пермяков с творчеством «звездных» художников «русского бедного» искусства. Пермь стала местом, куда переезжали после вернисажей в Москве, Петербурге или Киеве такие проекты, как «Пир Трималхиона» группы AES+F, выставка абстрактного искусства «Предельно/конкретно. Новый канон» (куратор Е. Кикодзе), «Завтрак. Обед. Ужин» Е. Китаевой.

Знакомство со знаковыми явлениями столичной арт-сцены — в этом PERMM преуспел. Но намного важнее то, что в экспозиционных залах музея состоялись выставки-премьеры, реализованные только в Перми. И речь идет не только о проекте «Русское бедное» с его гастролями в Милане и Берлине. Это радикальная и визионерская выставка «Якщо / Если / If. Украинское искусство на переломе» (2010, куратор Екатерина Деготь), впервые представившая объемную панораму современного искусства Украины после событий Оранжевой революции. Подобной репрезентации художественной ситуации в современном искусстве республики никогда не было не только на территории России, но и самой Украины. Не менее уникальным оказался проект «Лицо невесты», открывающий чувственный и столь мало знакомый российскому зрителю мир современного искусства Казахстана (2012, куратор Наиля Аллахвердиева).

Можно припомнить, как в контексте пермских выставок по-новому прозвучали работы, не получившие значительного резонанса в Москве (инсталляция «Голубые города» Татьяны Антошиной в рамках проекта «Родина»). Как специально созданная для PERMM инсталляция «Дорога» Александра Бродского получила премию Кандинского (2010). Или как на пермской почве «проклюнулась» вторая жизнь международного проекта В. Комара и А. Меламида «Выбор народа».

Удалось ли на таком бурном событийном фоне решать, быть может, самую важную задачу — производства современного искусства, создания нового культурного наследия? В одном сегменте, безусловно, удалось. Этому способствовала амбициозная программа по продвижению в пространство провинциального города паблик-арта, ориентированная на создание музея под открытым небом. Санкционированная государством интервенция паблик-арта меняла символический ландшафт центра города, спровоцировала рост активности местных художников стрит-арта, породила волну подражаний в малых городах края.

Деятельность PERMM пробудила субъектность всех участников художественной жизни, по-новому расставила акценты в репутациях пермских художников. Новые грани дарования, способность к актуальному художественному жесту и высказыванию открылись в последние годы в творчестве Михаила Павлюкевича, в его сольных и совместных с Ольгой Субботиной проектах. Но в целом лифты, открывающие путь к успеху молодой генерации художников, работающих в актуальных художественных практиках, еще не заработали. Примеры удачных стартов единичны (Антон Семакин с проектом «Кладбище неизвестных персонажей»). Причина тому — инертность местной художественной среды, а также то, что по многим параметрам институциональная система изобразительного искусства Прикамья не выдерживает сравнения с другими региональна-ми центрами – Екатеринбургом, Омском, Новосибирском или Самарой.

В Перми нет развитых традиций профессионального художественного образования и как следствие порождающей среды. Появление кафедры живописи в Пермском государственном институте искусств и культуры (1993) и Уральского филиала Академии живописи, ваяния и зодчества И. Глазунова (ноябрь 1991 года) принципиально ситуацию не изменило, поскольку высшее художественное образование в Перми программно ориентируется на традиции фигуративного искусства и дистанцируется от современных художественных практик.

Существовавший в 1970–1980-е годы в Прикамье литературный и художественный андеграунд в постсоветской России не смог занять того статусного положения, которого он добился в Москве или Петербурге, отчасти потому, что в Перми не оказалось общепризнанного авторитета (такого, как Б.У. Кашкин в Екатеринбурге), который мог бы сыграть консолидирующую роль в модернизации художественной жизни.

Коллекционирование и продвижение искусства со стороны пермских элит ориентировалось в основном на поддержку «пермской классики» — 40–70-летних мастеров акварели, станковой композиционной картины, графики, камнерезного дела. Меценатские инициативы в сфере современного искусства супругов Надежды и Андрея Агишевых, Эдуарда Овчинникова и Елены Олейниковой принципиально ситуацию не меняли.

Спорадические попытки радикализировать ситуацию в мире искусств (деятельность Мацумаро, Михаила Суркова), продвинуть актуальную повестку дня долгосрочного эффекта не давали, наталкиваясь на инерцию не только власти и бизнеса, но и самого художественного сообщества.

В этом одна из причин того, что «пермский культурный проект», частью которого было создание PERMM, расколол местную аудиторию. Первоначальный оптимистичный интерес пермской общественности (ну вот, наконец-то и у нас, в нашем тихом провинциальном закутке начнет что-то происходить), вызванный первыми визитами в Пермь М. Гельмана, Ильи и Эмилии Кабаковых (ноябрь 2007 года), сменился к 2012 году резким размежеванием. В этой истории непросто отделить политическую конъюнктуру от стратегического планирования, личные амбиции от интересов региона, импульсивность и эмоциональную нестабильность одних действующих лиц от долгосрочного видения ситуации других. Полемика о современном искусстве в Прикамье часто принимала форму «контроля за расходованием бюджетных средств», а если быть точнее, проверок со стороны прокуратуры и контрольно-счетной палаты, министерства финансов и антимонопольной службы и другими проверяющими инстанциями. С 2010 по 2013 год Музей современного искусства пережил десять подобных проверок. Это демонстрация незнания власти, что делать с современным искусством в государственном музее, не понимания, как работать с автономным учреждением культуры, предпочитая «кошмарить» его бесконечными финансовыми инспекциями.

«Героический период» круглосуточной тусовки арт-волонтеров в мало приспособленном для музея здании сменился периодом бюрократизации, временем становления музея как бюджетной музейной институции. PERMM сегодня — коллективный член международного совета музеев ИКОМ-Россия, один из центров детской музейной педагогики (детский проект «Чердак» примиряет самых рассерженных пермяков с современным искусством) и эвристичный провокатор художественной жизни.

Пять лет официального функционирования музея стали нон-стоп-экспериментом по нетрадиционному строительству нетрадиционного музея. Результаты этой лаборатории разные: как очень впечатляющие, так и очень дискуссионные. Но несомненно, что проект PERMM изменил, хотелось бы верить, что необратимо, ситуацию с укоренением в Пермском крае современных художественных практик.

ДИ №2/2013