ДИ. Первая «Монстрация» прошла в Новосибирске в 2004 году. А что было до этого? Вы же окончили технический вуз. Почему вдруг решили заняться искусством?

Артем Лоскутов. Я три года учился по технической специальности, а потом перевелся на операторский факультет. В 2003 году, то есть за год до первой «Монстрации», я стал интересоваться активизмом. Но не художественным, а гражданским. Мне было лет семнадцать, передо мной открывался мир, была потребность взаимодействия с ним, рефлексии. К выборам 2004 года я сделал множество стикеров по поводу фарсовости ситуации. Потом мы с моим одноклассником, который «гуглится» под именем NITCHA, расклеили эти штуки. Кроме того, он снимал все это на видео. NITCHA занимается музыкой и на одну из своих песен сделал клип. Но еще до этого я через Сеть познакомился с Димой Моделем, участником группы «Свои-2000». Он переслал мне статью о группе, где рассказывалось про съемки фильма «Случай с пацаном», про их акции во время работы над программой «До 16 и старше», там были пересечения и с Осмоловским, с компанией «Против всех», про то, как они из ведущего делали звезду, как к ним обратился кандидат в депутаты и попросил пропиарить его к выборам, и они для него придумали фейковое молодежное движение, назвав его «Свои-2000». Одна из акций «своих» — первомайская стрит-пати. И я тут же взял на заметку, что такая форма коммуникации с обществом интереснее, чем та, которую я знал до этого. Я захотел заниматься чем-то подобным, но понятия не имел, как и с кем. Я показал Диме видео с расклейками листовок, но он раскритиковал, сказал, что тут песня, монтаж, а у них принципы другие. Все должно быть по-честному, и никаких украшательств. Я увидел другой мир, но как в него попасть, было непонятно, тем более находясь в Сибири. Вскоре я познакомился с Максом Неродой, с которым в марте 2004 года мы провели флэшмоб в годовщину нападения на Ирак. К нам примкнула Катя Дробышева, мы объединились в группу «KЭT — Контемпорари арт-терроризм» и первого мая провели первую «Монстрацию». Для меня основной моделью была акция «Своих». Мы трое были постоянными участниками группы, а в процессе присоединялись люди из разных областей. Мы сделали еще несколько акций и флэшмобов. Я какое-то время публиковал на своем анархическом сайте материалы о них и выдавал за анархистские действия. Коллеги на своих сайтах писали об этом, и до поры все это выглядело реалистически. Но когда на второй год в «Монстрации» приняли участие человек сто пятьдесят, при том, что ни в одном из российских городов на политическую акцию такое количество людей не выходят, они об этом писать перестали.

ДИ. Какой смысл вы вкладываете в «Монстрацию»? «Монстранты» же не выдвигают никаких политических или гражданских требований. Лозунги не прямые. Сплошная ирония.

Артем Лоскутов. Какое-то время назад я тоже высказывался иронично по поводу выборов. Серьезные требования предъявлять некому, и даже если ты их предъявишь, на них нет никакой реакции, они уходят в пустоту, остается лишь шутить. «Монстрация» — это упрек классическим протестным группам, которые действуют по инерции, совершая ритуал на первое мая. Участники докатились до того, что половину колонны составляли работники обув ной фабрики, которые несли не лозунги с какими-то требованиями, а логотипы фабрики. То есть не выражение мнения, а сплошная имитация. Потому требования, которые «монстранты» выдвигают, такие же абсурдные, и при этом откровенные, не прикрывающиеся имитацией смысла. И «Таня, не плачь!» равносилен всем прочим лозунгам.

ДИ. Год от года количество участников «Монстрации» растет. Этой идей заражается все больше городов. Вы как-то контролируете процесс? Анализируете?

Артем Лоскутов. Анализирую. Из последних новостей: эту форму стали использовать откровенно политические партии и коммерческие структуры. Так, в Абакане пишут: «Приглашаем всех на митинг ЛДПР и на “Монстрацию”. Автор самого смешного лозунга получит награду пять тысяч рублей». Понятно, чтобы эти деньги получить, надо прийти на митинг. Людей привлекают к политическому движению таким образом. В Иркутске МТС взялась за организацию «Монстрации», мягко вклинивая в пригласительный текст объявление о конкурсе на лучший лозунг для своих работников — что-нибудь про яйца, про МТС. То есть люди, которые хотят выйти на «Монстрацию» с политическими или прочими заявлениями, должны понимать правила игры и соблюдать их. Если человек приезжает с плакатом «Россия без Агутина», всем понятно, что он хочет сказать, и раздражения ни у кого не вызывает. Но когда люди выносят просто название театра или организаторы концерта «Скорпионс» приводят промоутеров, у которых по букве написано «Мы любим “Скорпионс”», это уже не органично. Мне это не нравится, но я не знаю, каким образом на это влиять. «Монстрация» — в своем роде тест на ощущение жизни в человеке.

ДИ. И на его адекватность. При такой популярности «Монстрация» может стать вашим брендовым товаром. Перед вами выбор: либо вы устанавливаете экономическую ситуацию, либо сопротивляетесь ей.

Артем Лоскутов. Скорее второе, и точно не первое.

ДИ. Но как? Вы же не можете контролировать ситуацию в разных городах. Вы уже не властны над собственным проектом.

Артем Лоскутов. В Новосибирске еще властен. В Иркутске я не знаю, что делать с этим. Возможно, надо четче обозначить каким-то манифестом, чтобы коммерческим структурам было стремно использовать это название. Но для меня невозможна ситуация патентования этого слова, потому что это не в моих правилах привлекать посторонние структуры для решения проблем. Тем более государственные, имеющие отношение к авторскому праву, потому что это понятие не в моем контексте. Мы же в свое время делали акцию, направленную против борьбы с пиратством. Пиратство — один из источников знания. К тому же организация и участие в «Монстрации» не подразумевают разрешения.

ДИ. Какова, по-вашему, продолжительность жизни этого проекта?

Артем Лоскутов. Акция привязана к дате, а первое мая будет и в следующем году. Многие люди, узнавшие о «Монстрации» из репортажей, хотят принять в ней участие, так же как я хотел бы принять участие в акциях «Своих». И накануне первого мая они начинают звонить: а что, а как, а где? И от этого сложно отвертеться, только если первое мая убрать из календаря. И тут же начинаются споры, повторяющиеся из года в год: давайте что-нибудь новое придумаем. И никто ничего нового не предлагает, потому что предложить нечего. Катя Дробышева в 2006 или 2007 году пришла с плакатом «Нет «Монстрации»! 1 мая — день солидарности трудящихся».

Но эта тема не пошла. Она была одна, а «монстрантов» около пяти сотен. Разговоры ведутся, но другого пути не видит никто. Я не могу сказать, что будет в двенадцатом году. Может, как с концертом «Скорпионс» — «сейчас или никогда». У них такой сейчас слоган, потому что они заканчивают карьеру. А в следующем году все ждут конца света, потому это может стать темой. Но заранее нельзя знать, как будет происходить, какой лозунг нужно вытаскивать вперед — все решается в последний день. Потому что «Монстрация» — это всегда реакция на то, что происходит здесь и сейчас. В прошлом году она была реакцией на мой арест, в этом году — на «Инновацию».

ДИ. Группа КЭТ распалась, но тут же возникла другая — «Бабушка после похорон» (БПП).

Артем Лоскутов. КЭТ просуществовала года два. Макс уехал в Германию. Катя отошла от дел. Но за два года появились новые люди. В мое отсутствие в Новосибирске прошел съезд «монстрантов», и часть людей выразили желание заниматься политическими акциями. Макс сказал, что ему это неинтересно, и он распускает группу. На что ему ответили: «Почему ты берешь на себя эти функции? Ты уезжаешь и просто физически не можешь в этом участвовать, а мы остаемся». С 2005 года по 2007-й была непонятная ситуация. «Монстрации» проходят по инерции, делаются попытки создания новой группы, которая уже не может называться по-старому. Мы перебирали разные названия, пока не услышали фразу «Бабушка после похорон». Но проблема в том, что только два человека ассоциируют себя с этой группой, двое других в Берлине. Поэтому непонятно, есть группа или нет? В итоге название живет своей жизнью. Порой мы им подписываем свои акции, а иногда пишем, например, так: Артем Лоскутов, Мария Кисилева, Антонио Вивальди и БПП — отдельно группа, отдельно люди, которые в нее входят. Сейчас собираюсь, скорее не с этим названием, попробовать сделать в Новосибирске то же, что Денис Мустафин в Москве, — сформировать сообщество художников, которое могло бы участвовать в высказываниях на какую-то социальную тему. Денис говорит: будет выставка про Химкинский лес, пусть каждый принесет что-то свое. И таким образом, высказываясь на общую тему, они усиливают протестный эффект. В Новосибирске были подобные попытки, когда Антон Николаев в августе прошлого года организовал пикет в поддержку Сергея Мохнаткина. Его называют политзаключенным, хотя непонятно, на каком основании. Он шел мимо, когда проходила акция «Стратегия-31», не поняв правил игры, стал заступаться за задержанных пожилых женщин. И ему дали два с половиной года за то, что он якобы разбил нос милиционеру. Но он поступил, как считал нужным. А Антон организовал пикет.

ДИ. Я правильно поняла, что вы хотите создать в Новосибирске сообщество художников наподобие группы быстрого реагирования на факты несправедливости?

Артем Лоскутов. Да. О несправедливости сообщают СМИ по десять примеров в день. Чувство несправедливости периодически накапливается, и ты понимаешь, нужно что-то делать — кто же за него заступится, если не ты.

ДИ. А только искусством вам неинтересно заниматься?

Артем Лоскутов. Нет. Равно как и гражданским активизмом. Потому что я понимаю, что в тех формах, в которых он существует, это бесполезно.

ДИ. Так получается художественный активизм — самая уязвимая во всех отношениях стратегия.

Артем Лоскутов. На предстоящей Московской биеннале на Art play будет показан проект «Активистское искусство». А перед этим я хочу попытаться сделать что-то подобное в Новосибирске, чтобы выявить еще людей и привезти их в Москву как участников. Я вижу художников, которые, как мне кажется, в этом ключе пытаются нащупывать что-то. Это нужно использовать, потому что последние года три художники растут как грибы. Но они часто четко не ориентированы, и поэтому их высказывания непонятны. В августе 2008 года в Новосибирске открыли галерею-гараж «White Cube» — мотоциклетный гараж, шесть квадратных метров. Так называемое актуальное искусство больше выставлять было негде. В течение года в гараже прошло с десяток интересных выставок. И его пространства было вполне достаточно. Туда приходило человек сто пятьдесят– двести, и все, как правило, на презентацию. Сейчас открылся Центр современного искусства, появилось множество других выставочных пространств, но непонятно, чего хотят эти люди, ради чего они все это делают? Стать художниками ради того, чтобы как-то себя социализировать, чтобы прославиться, внимание на себя обратить? Появляются как бы комсомольские художественные группировки, взаимодействующие с мэрией и прочее. Но нужно создавать и альтернативные объединения.

ДИ. Альтернативные объединения, как правило, тоже с кем-нибудь взаимодействуют. И может, против воли, но оказываются кем-то ангажированы. В вашей жизни что-то изменилось после победы на «Инновации»?

Артем Лоскутов. Мне кажется, что в последнее время, начиная с ареста и «Инновации», все стало развиваться неожиданными темпами. В геометрической прогрессии нарастает активность, символический капитал. Недавно меня пригласили на читку пьесы «Монстрация есть чо». Ее написала в жанре вербатим группа новосибирских авторов-драматургов под псевдонимом Лука Татищев (постановщик главный режиссер театра «Глобус» Алексей Крикливый). Среди участвующих актеров есть даже заслуженные артисты. Действие пьесы разворачивается накануне «Монстрации», утром первого мая.

ДИ. Вы узнали в этой пьесе себя и свой проект.

Артем Лоскутов. Они заявили пьесу как псевдодокументальную. Но, на мой взгляд, сходство небольшое. Сделали как бы срез общества — всякие пародийные персонажи: бабушка, продающая цветы у метро, депутаты, условные гопники — реальные пацаны. Кажется, авторы пьесы попытались собрать все самое модное. Они включили в пьесу два сайта, с которых брали комментарии, с расчетом, что сайты потом напишут про пьесу. Все грамотно сделали. Плюс в этом году приезжала съемочная группа. Это европейский проект к двадцатилетию распада Союза, у него есть продюсеры, которые вкладывают в это деньги, есть страны и телекомпании, уже купившие фильм. Пятнадцать республик, пятнадцать молодых режиссеров поколения распада СССР. Потом их короткометражки объединят в один большой фильм. И Россию будет представлять «Монстрация». Продюсер, отсмотрев материал, сказал: если вы хотите сделать полнометражку, средства найдем.

ДИ. Многие акционисты идут по традиционному пути. Начинают, прокламируя полную свободу творчества, зарабатывают имя, а потом делают вполне материальное искусство, которое можно продавать, зарабатывая уже не символический капитал.

Артем Лоскутов. Главное, чтобы человек себе объяснил, для чего он меняет стратегию. И я не исключаю, что в какой-то момент потому, что гораздо интереснее создавать объекты, предъявлять бессмысленные произведения, за которые будут выкладывать деньги. Но пока у меня этого в планах нет. К тому же в Новосибирске это сложнее, а я не перебираюсь в Москву.

ДИ. И нет желания?

Артем Лоскутов. Я знаю, что мне делать в Новосибирске, а что мне делать в Москве, я знаю только эпизодически. Это же вопрос эмиграции, бурно обсуждаемый в последнее время, типа пора «валить», и только ждут, когда совсем станет невмоготу. А у меня вроде уже и арест был, что может быть еще хуже? И я не знаю, что должно произойти, чтобы я захотел эмигрировать. У меня есть пример Макса, уехавшего в Берлин. И не только он один… Но довольны ли они? Есть ощущение, что люди просто изменили условия своего быта на более комфортные и со всем этим делом «завязали».

Беседу вела Лия Адашевская. Фото ДИ: Константин Чубанов

ДИ №4/2011