Летом этого года в Московском музее современного искусства состоялась выставка «Архив М» – наиболее полная версия художественного наследия Владислава Мамышева-Монро. Куратор Елена Селина создавала экспозицию на основе бумажного и цифрового архивов художника, его работ из государственных и частных коллекций, а также из огромного количества артефактов, сохранившихся у друзей, коллег по цеху и знакомых художника.

Задачей выставки было максимально точно структурировать сохранившийся материал, показать все этапы развития творчества автора, не искажая его первоначальных замыслов, заложив основу для последующих интерпретаций. В экспозицию вошли все известные серии художника: «Политбюро» (1990), «Несчастная любовь» (1994), «Жизнь замечательных людей» (1996), «Русские вопросы» (1997), «Любовь Орлова» (2000), «Сказки о потерянном времени» (2001) и другие, а также серии, никогда не выставлявшиеся раньше, такие как «Барби» (2005), «Психо» (2006), «Иван Грозный» (2010), некоторые костюмы художника, видео, дневники с зарисовками и многое другое. В экспозиции был использован так называемый прием облака, когда представлялись не только цельные серии, отобранные автором при жизни, но и подготовительные материалы и артефакты из его архива. То, что обычно остается за кадром: способ вхождения в образ, поиск наиболее точного жеста и, что особенно важно, дальнейшая жизнь образа, в котором художник, как правило, продолжал существовать после съемки, активно вторгаясь в пространство повседневной жизни, трансформируя его и доводя до гротеска. Это своего рода постперформанс — реальное существование исторического персонажа здесь и сейчас, который, был представлен в многочисленных фото- и видео материалах.

Владислав Мамышев-Монро — мастер перевоплощений, точно и с изрядной долей иронии исследовавший на самом себе и пропустивший сквозь себя целый пантеон героев мировой истории и культуры и очень вовремя обращавшийся к тому или иному образу (Мэрилин Монро, Адольф Гитлер, Любовь Орлова, Федор Достоевский, Бриджит Бардо и др.). Выявляя их скрытые черты и особенности, раскрывая их секреты, он остроумно и критически обнажил болевые точки времени, в которое мы живем.

«...Поместить в себя вселенную, но не так поместить, как это делает каждый человек, помещая вселенную в кору головного мозга, а иначе, своею субъективною личностью, через свои физические и психические механизмы воплотить все многоликое человечество, пережить в себе все эти судьбы... Не растворяться, а растворять. Не попасться в раствор, а самому быть этим раствором», — объяснял художник.

Практически все варианты творчества Мамышева-Монро — фотографические серии, коллажи, расцарапки (специальная техника процарапывания фото), созданные для усиления выразительности, живопись, видео — это, по сути, фиксация невероятного пребывания его самого — «человека играющего» — в реальном времени и его образов, эту реальность трансформирующих – постперформанс длиною в жизнь.

К выставке в МОММА Владислава Мамышева-Монро издан каталог, объединивший его ранее опубликованные тексты и статьи кураторов проекта «АрхивМ» Елены Селиной и Антонио Джеузы, готовится также книга воспоминаний о художнике. Так музей еще раз подтверждает свои приоритеты: особую роль персональных проектов в выставочной и издательской программе, задачу знакомить публику с именами. ММОМА — это прежде всего музей художников.

Незадолго до гибели Владислав Мамышев-Монро принял участие в другом архивном проекте Московского музея современного искусства, который курирует искусствовед Ирина Кулик. Проект «Современники» на сайте музея – уникальная интернет-энциклопедия современных русских художников, герои которой представляют себя сами в видеоинтервью-анкетах, состоящих из намеренно простых, базовых вопросов, которые в силу своей простоты не всегда задаются в обычных журналистских интервью, но ответы на них далеко не очевидны и часто неожиданны. Ведь даже то, к какому направлению тот или иной художник причисляет себя, в какой контекст в мировом искусстве себя помещает, кого он считает своими учителями и единомышленниками, часто идет вразрез с общепринятыми классификациями.

В проекте «Современники» участвуют в основном российские художники разных поколений и направлений. Это открытый, регулярно пополняемый архив, в котором сегодня 38 интервью со ссылками на интернет-ресурсы, посвященные как самому художнику, так и упоминаемым им персонажам, событиям, произведениям. Поскольку вопросы всех интервью повторяются, можно сравнивать ответы на них разных художников.

Мы публикуем интервью с Владиславом Мамышевым-Монро из проекта «Современники», дополняющее выставочную версию архива художника.

Ирина Кулик Каким было ваше первое произведение современного искусства?

Владислав Мамышев-Монро Первое произведение? Скорее всего то, что я маму свою расцарапал, как потом расцарапывал фотографии. Ей сделали кесарево сечение, возможно, благодаря какому-то невероятному моему поведению у нее в животе, и я ее как бы разорвал. Ну, это, конечно же, шутка. На самом деле первое, что я помню, это открытка какая-то, «С днем рождения, дорогая мама!», естественно, с аппликациями. А современное искусство… Это было с группой «Новые художники»: три стакана стояли на кирпиче, стаканы, а сверху бутылка водки, и композиция называлась «Поехали!», а выставка — «И снится нам», про полеты в космос. Такое вот было первое произведение современного искусства.

ИК Каким было первое произведение современного искусства, которое вы увидели?

ВММ «Отцелюбие римлянки», на марке. Ее почему-то очень пиарил Эрмитаж, это были два главных шедевра Эрмитажа, «Даная» и «Отцелюбие римлянки». Помните, там такая римлянка и дедушка вожделенно присосался к ее груди, сейчас ее не найти в залах, ее убрали. А современное искусство — «Монро» Энди Уорхола в книге Кукаркина «Буржуазная массовая культура». Я был увлечен Монро и книжку эту буквально располосовал, вырезал оттуда все картинки Уорхола, связанные с Мэрилин Монро, чтобы оправить основной портрет. Мне не хватило кусочков из этой книжки, и я дорисовывал другими цветами за Уорхола, чтобы сложилась эта мозаика для рамочки.

ИК Какое образование вы получили? ВММ «Новую академию» мы рассматриваем как институт? Если да, то высшее, я академик изящных искусств «Новой академии»!

ИК Кого вы считаете своими учителями?

ВММ Своими учителями я, безусловно, считаю Тимура Петровича Новикова, Франциско Инфанте, как ни странно, хотя мы с ним очень мало общались, но для меня он имеет фундаментальное значение... Костя Звездочетов, но он скорее не учитель, а такой братик мой в искусстве. А глобальные — это Инфанте, Тимур Новиков и, конечно же, Илья Кабаков. Эти вечно враждующие между собой московская и питерская группировки: считалось, что питерские — наркоманы, а москвичи — алкоголики, и на этом якобы строится разница дискурсов. Я скажу, что различия намного глубже, но они настолько эфемерны, на самом деле так же, как и разница между алкоголизмом и наркоманией.

ИК Как следует учить современному искусству?

ВММ Надо, конечно, ввести золотое сечение как идеал, я имею в виду фильмы «Золотое сечение» и «Опять двойка», который мы сняли с Тимуром Новиковым, помните, когда меня секут розгами. Я помню, в Эрмитаже, когда была выставка к пятидесятилетию Тимура Новикова, самым большим произведением были не его тряпочки, а огромная плазма, на которой бесконечно показывали как Новиков бил меня розгами. И это не просто так, а в назидание педагогам и ученикам будущего.

ИК Каких художников и произведения вы считаете для себя определяющими?

ВММ Портрет Мэрилин Монро Энди Уорхола! «Утро в Персидском заливе» — это картина Тимура Новикова. Но нужно понять, что такое «определяющие», что они определяли. Наверное, на самом деле нет у меня таких определяющих произведений...

ИК Что нужно знать, чтобы понять ваше искусство?

ВММ У меня достаточно легкий путь. Я служу антенной коллективного бессознательного. Истоки моего искусства, наверное, сидят в голове у каждого человека, я апеллирую к массовому сознанию и коллективному бессознательному, к ужасам, страхам, к чистому психоанализу.

ИК Собираете ли вы работы других художников?

ВММ Собираю тех, кто мне нравится. Точнее, собирал. Продолжаю немного, но в моей жизни столько катаклизмов, я постоянно меняю полюса и полушария проживания, случаются всякие ЧП, пожары и наводнения. Так что для меня бессмысленно собирать произведения, ну разве что в том смысле, в каком собирал мои ранние произведения Тимур Новиков, чтобы поддержать меня материально. Когда я был совсем юным человеком и у меня совсем не было денег, он покупал какие-нибудь мои картинки, давал мне сто-сто пятьдесят долларов, и я мог жить на них. Но вообще художнику, когда он сам предмет интереса различных коллекционеров, всерьез заниматься собирательством — это уже какая-то шизофрения.

ИК С кем из художников вы находитесь в диалоге?

ВММ С Костей Звездочетовым, хотя он в последнее время как-то замычал. Знаете, бывают такие паузы в диалоге, когда один из собеседников выдает только «ммм...», и он это «ммм...» уже много лет держит. Но тем не менее мы остаемся в диалоге. Я много вещей делаю в искусстве. И линия, связанная с перевоплощениями,— это некий язык, который появился во второй половине двадцатого века, и много художников по всему миру его используют, есть Ясумаса Моримура, есть Синди Шерман, есть такой африканский художник Самюэль Фоссо. Я помню, Жан-Юбер Мартен делал роскошную выставку «Africa Remix», и там большое место уделялось этому художнику, как если бы в одно и то же время художникам посылалось некое задание — чтобы использовали новые краски, новый язык. С этими художниками я, безусловно, нахожусь в диалоге, в соревновании, и вообще, я открыт для каждого, вот сейчас, например, нахожусь в диалоге с вами и радуюсь этому.

ИК Кого вы считаете своими антагонистами в искусстве?

ВММ Все бездарности, все расчетливые создания, которые думают, что они сейчас так вот все рассчитают и сделают невероятную карьеру, те, которые относятся к сложной доле художника как к карьере, чтобы заработать денег или прославиться, хотя пусть они добиваются, чего хотят.

ИК Есть ли у вас ученики и последователи?

ВММ Не знаю, не замечал... С самим собой бы разобраться... Попадались какие-то странные персонажи, но я старался на них не обращать внимания.

ИК Делите ли вы сами ваше творчество на какие-то периоды?

ВММ Да нет... Знаете, оглядываюсь назад и вижу, что все одно и то же. Просто разными гранями оборачивается бриллиант — и так, и сяк. Но ничего принципиально измениться не может. Что дано богом, то и дано.

ИК Назовите, пожалуйста, ключевую тему вашего искусства.

ВММ Все мы являемся единым целым, одним организмом. Не то что одинаковыми — как раз каждый из нас уникален. Но уникальность каждого из нас — залог того, что мы являемся одним целым. И это стало понятно, когда я одновременно изобразил Мэрилин Монро и Адольфа Гитлера. Это максимально четкое высказывание — добро и зло в двадцатом веке, максимально проявленное в человеческих личностях, и когда их может одинаково точно изобразить один человек, понятно, что между ними весь спектр помещается. И все оставшееся время я просто заполняю себя, свое внутреннее содержание через облики моих героев, насыщаю себя их качествами, их данными, их значением в культуре, каким-то образом обогащаюсь и одновременно обогащаю вас всех.

ИК Каковы ваши политические убеждения?

ВММ Политические убеждения у меня, разумеется, резко либеральные. Я убежал из дома моей родительницы, партийной работницы, еще в сладчайшие брежневские времена, когда была тишь и гладь, и благодать, все радостно любили друг друга, ничего не делали и забивали козла в огородах, противостояния тоталитаризму не наблюдалось, тем не менее я убежал из дома, потому что хотел свободы. И вот когда я убежал к художникам, стал жить по сквотам и ощутил эту свободу, стал самовыражаться как хотел, и когда началась эта перестройка и мы все ждали, что что-то изменится, но вдруг на нас сваливается еще больший, еще более тупой совок, на более низком уровне: тебя уже не генералы давят, а прапорщики, вообразившие себя генералами... И я уехал на Бали... Но понял, что нужно, наверное, быть выше этого и зрить в корень вещей. Когда я перевоплощаюсь в кого-то, могу почувствовать себя тем или иным персонажем. Когда переодеваюсь Монро, чувствую себя белым библейским голубем.

ИК Каково ваше отношение к религии?

ВММ Я глубоко верующий человек. Это моя культура, в которой меня с детства моя бабушка воспитывала, а с другой стороны моя мать меня воспитывала в духе жесткого атеизма... Это такое легкое раздвоение. В церковь не хожу, но когда оказываюсь в одиночестве на многие месяцы, постоянно общаюсь с Богом, благодаря вере не чувствую себя одиноким. Иногда я туда заглядываю, вспоминаю свою прабабушку, которая меня пугала, грозила пальцем: «В аду будут сковородки, и черти тебя на них плясать заставят, если ты будешь так делать!» Я стараюсь так не делать.

ИК Какие политические события, произошедшие на вашей памяти, вы считаете самыми значительными?

ВММ Ну, наверное, это действительно мощнейшее искусство — последние выборы в Верховный Совет СССР при жизни Константина Устиновича Черненко, когда в его палате, в больничной реанимации, построили имитацию избирательного пункта. А через два дня он умер. То, что политика — это полная фикция, тогда было показано наиболее ярко.

ИК Повлиял ли на ваше искусство технический прогресс?

ВММ Он всегда влияет, не может не влиять. Это видно и в качестве материалов, которые печатаются, оформления работ и т.д., и т.п. Я верю в прогресс и в то, что однажды мы соединимся в единое целое, даже если прилетит какой-нибудь астероид и разрушит Землю, мы воссоединимся в космическом пространстве. Но нужно заранее подготовиться: всю музыку, которую человечество написало, надо сделать такие спутники, чтобы они ее бесконечно транслировали, чтобы эта музыка фигачила и фигачила. И мы, ставшие единым организмом, будем просто летать вокруг растаявшего облачка нашей планеты и наслаждаться плодами, которые создали наши великие композиторы.

ИК К какому направлению в искусстве вы сами себя относите? Как вы определяете это направление?

ВММ Знаете, я не хотел бы к какому-то направлению себя относить. Я скорее универсальный художник, который готов, в принципе, в любом жанре себя попробовать, и пробую, и занимаюсь разными видами искусства. Не могу себя определить, поймать — я такой Колобок, который постоянно убегает от определения, чтобы не быть пойманным и распятым.

ИК Что в искусстве больше всего интересует вас в настоящий момент?

ВММ Сейчас у меня сложная задача, колоссальная. Я погружен в эту работу, она очень большая, это чуть ли не целая жизнь, сейчас не буду об этом рассказывать. Думаю о том, какую технику выбрать, то ли воспользоваться плодами технического прогресса или опять холст-масло — слишком колоссальный размер задуман...

ИК Что вам необходимо для работы? ВММ Необходима любовь, любовь тех, кто тебя окружает, тех, с кем ты вместе работаешь. Если этого нет, ничего не складывается и не происходит. Только дружеские, теплые отношения близких по духу людей создают среду, в которой рождается искусство. А вот, например, театр, куда я сейчас пытался окунуться... Если бы я в свое время пошел работать в театр, то с ума бы сошел. Все эти производственные отношения, когда ты ненавидишь, к примеру, Офелию, а играешь Лаэрта и должен изображать, что ты ее любишь… Это такая машина обесчеловечивания, уничтожения личности, которая попадает в эти жернова.

ИК Какие выставки, художественные события из тех, в которых вы участвовали, вам кажутся наиболее значительными и интересными?

ВММ Наверное, «Территория искусства» в Русском музее в девяностом году. Тогда был такой дух ожидания чего-то. Ну и, конечно, «Россия» в Гуггенхайме, мне очень понравилось, что спираль музея заканчивалась моим видео со Штирлицем.

ИК Какой ваш любимый музей? ВММ Много разных. Любой из великих колоссальных музеев академического искусства — Дрезденская галерея, Лувр, Эрмитаж. Хотя, пожалуй, на том же уровне меня поразила выставка Джеффа Кунса в Версале.

ИК Ваше любимое занятие?

ВММ Краситься, смотреться в зеркало, рисовать у себя на лице — это прям хлебом не корми. Я за последние дни столько нарисовал — скоро увидите.

ИК Что вас больше всего раздражает? ВММ Тупость. Когда другие не понимают, когда я говорю, что я — и Гитлер, и Монро, я имею в виду, что мы все — одно целое, просто потому, что они не понимают языка, на котором я говорю, потому что у них другие коды. Вот наличие этих других кодов раздражает больше всего.

ДИ №6/2015