×
Екатерина Дёготь о демократичной дистрибуции культуры

Пространство для трансгрессии

Людмила Константинова. Розовый букет. 2020. Акварельная бумага, акварель, акрил, карандаш

Сергей Гуськов: Катя, как пандемия и сопутствующие ограничительные меры повлияли и повлияют в будущем на твою профессиональную деятельность куратора и директора фестиваля «Штирийская осень» в Граце? 
Екатерина Дёготь: В Австрии до 31 августа запрещены все культурные сборища, проходящие в закрытых помещениях. Все кино-, музыкальные и театральные фестивали отменены или перенесены (музеи постепенно открываются, но с ограничением количества зрителей). Наш фестиваль в сентябре. Про сентябрь пока не говорят, но предвижу, что сделать перформансы в помещениях будет проблематично. Тем не менее мы проведем фестиваль в других формах, отчасти навеянных форматом телевизионного журнала, но не только онлайн: такая ТВ-корпорация, которая придет к зрителю по совершенно разным каналам. Думаю, что требование физического дистанцирования зрителей коснется фестивалей и на следующий год. Оставаться публичным в таких условиях – сложная задача.

СГ: Запертые дома люди митингуют на онлайн-картах, как это случилось в Яндекс.Картах и Яндекс.Навигаторе в конце апреля, а институции, перебивая друг друга, заполнили сетевой «эфир». Закрыты такие рассадники коммуникации, как кафе и бары, а многие из них не переживут карантина по экономическим причинам. Заменят ли их Zoom-конференции? Как преобразится публичная сфера?
ЕД: Городское население в XXI веке и так склонно к самоизоляции в интернете. Бары и кафе – это моменты временного ее нарушения и потому воспринимаются как слегка трансгрессивный праздник «выхода в свет». Более важные моменты этой трансгрессии – выражение политической протестной воли через человеческое тело как последний аргумент, – в многотысячных демонстрациях, маршах протеста. Это все сейчас под вопросом, также под вопросом само понятие трансгрессии. Самые ярые анархисты поддерживают правительственные меры, говорят о необходимости порядка, дисциплины. Вот это может привести к куда большим переменам в культурной и публичной сфере, нежели просто опыт сидения дома. В принципе, так вопрос ставился и раньше: как ты можешь выходить на площадь, подумай о других, ты их подвергаешь опасности! Сейчас под это подведено медицинское основание.

СГ: А может, людей будет тошнить от бесконечного интернета, изоляции и дистанцирования? Начнется движение в противоположную сторону, в том числе в культуре и политике?
ЕД: Я исхожу из того, что визуальное искусство впереди всего остального культурного поля, а оно давно работает со зрителем чрезвычайно фрагментированным и одновременно чрезвычайно глобальным, переживающим универсальный опыт. При этом зритель современного искусства, в отличие от театра, одинок и отчужден (от других и от жизни); художники авангарда нашли эстетический язык социального отчуждения, начавшегося в XIX веке. Если от него тошнит, то это должно было начаться в 1907 году примерно. Тактильное, чувственное, эмоциональное, реальное в современном искусстве после авангарда всегда реализуется как бы «вопреки» концептуальной ткани произведения, всегда есть контрапункт, иногда даже трагический. Так что искусство сейчас по-прежнему в своей тарелке. Кто не в своей тарелке совершенно, это театр. Я бы высказала робкую надежду, что нынешняя ситуация, а также выход из нее могли бы революционизировать театр, вернуть авангардное в него.

СГ: Что станет с системой биеннале, а также музеями, привя- занными к международной циркуляции выставок? После снятия карантина и прочих запретов их активность возобновится в прежнем виде и объеме или нас ждут серьезные изменения в этой сфере?
ЕД: Система биеннале, построенная на перемещении массы художников и туристов в какую-то локальную точку для слияния с местной публикой, может действительно оказаться под вопросом. Биеннале и так давно пытаются переформатировать, сделать их более локальными, чтобы меньше летать и перевозить, больше использовать видео и компьютерные файлы – это все продолжится и усилится. Возможно, биеннале потеряют свою центральную роль в искусстве. 

Что серьезно повлияет на всю культурную сферу – это экономический кризис. Возможно, привезти выставку или даже художника из Нью-Йорка станет не по карману. На какое-то время уменьшится количество проектов-блокбастеров. Художники сейчас требуют госзаказов, и они их получат, но их искусство будет рассматриваться как дизайн, обслуживающий политические интересы. Это, впрочем, уже происходит.

СГ: Мы видим, что возможность самоизолироваться, не выходить на улицу, перейти на удаленную работу, равно как и доступ к медицине и социальным гарантиям – привилегии. Почему же так популярен миф, что карантин поставил всех людей в одинаковое положение?
ЕД: Ну, одинаковые для всех условия как раз и выявляют, что мы не равны. Если завтра с утра нам прикажут стоять двадцать минут на голове, тут-то и окажется, что это не всем доступно. Сейчас неравенство сильно проявляется в цензе мобильного телефона, который у тебя должен быть, и с определенными функциями, чтобы совершить банковские операции или даже подвергнуться контролю при карантине. А у ребенка должен быть ноутбук, чтобы он мог делать уроки. Не было раньше такого закона, что надо иметь смартфон. Похоже, теперь есть. Я считаю, тогда их должны выдавать вместе с паспортом.

СГ: Насколько возрастет неравенство в связи с происходящим? Как это коснется культурной сферы и как повлияет на ситуацию в мире?
ЕД: Вначале неравенство не возрастает, а становится очевидным. Например, хипстерская идеология внушала последние годы, что вообще не важно, где ты живешь, это может быть стильная каморка, так как ты все время в барах, коворкингах и в самолете; сейчас всем ясно – это была ложь. Но затем неравенство начинает усиливаться – дети из зажиточных семей получат лучшее образование онлайн. С другой стороны, дистрибуция культурного материала стала сейчас гораздо более демократичной благодаря отсутствию пейвола, и это меня очень радует как профессионала и как потребителя. Так должно быть всегда, и мы должны на этом настаивать!

СГ: О каких исчезнувших реалиях докарантинного мира стоит горевать, а о каких – нет?
ЕД: Если «галерейного», объектного искусства какое-то время не будет из-за отсутствия спроса, я скучать не стану. Но все это временные трудности: сейчас вот штаны меньше покупают, так как в Zoom они не видны, но вряд ли их производство прекратится. Серьезные изменения произойдут только в связи с изменением человеческого тела, а это может быть. Исторический авангард во многом родился из внезапного опыта массового расчленения тел на фронтах Первой мировой войны. Интересно, к какой эстетике приведет нынешняя пандемия, которая, судя по всему, будет иметь длинную физиологическую и культурную историю. Пока даже ее медицинский характер неясен.

СГ: Какие ключевые изменения для человечества грядут?
ЕД: Экологические активисты будут пытаться остановить капитализм. Универсальный душевой доход станет реальностью во многих странах, в целом общество полевеет. Однако при этом будет усиление контроля и наблюдения, на сей раз медицинского, наша температура будет везде измеряться, и чихающих не будут никуда пускать, а то и сразу интернировать. Милитаризация медицины и огромные финансовые вливания в эту сферу станут реальностью. Будет идти дальнейшая морализация всех сфер человеческой жизни, утвердится новая мораль/религия под лозунгом «не зарази», искусство, к сожалению, окончательно станет частью его, посчитав свой критический характер недостатком; мейнстримом искусства станет желание сделать что-то хорошее (а не раскритиковать плохое, как это было с XIX века). Тут возникнет пространство для трансгрессии, чего я давно жду. 

СГ: Как адаптироваться к новой реальности? И что нужно предпринимать тем, кого принято называть художественным сообществом?
ЕД: Неолиберальная действительность нам говорила: чтобы адаптироваться, надо быть гибким, не иметь дома, все время менять работу, все время переезжать, быть открытым к переменам. Сейчас мы увидели, что гораздо лучше иметь дом с садом и бомбоубежищем, а также обладать какими-то уникальными умениями, лучше всего мануальными, за которые кто-то может заплатить. Я бы посоветовала молодым художникам думать прежде всего о приобретении таких уникальных умений. Что касается институций, то их уникальное умение заключается в прояснении нашей ситуации в мире через художественные практики: прояснении через усложнение, так как искусство в лучших своих образцах являет сложность мира. Опыт последних месяцев показывает, что в этом есть потребность. Но необходимо не упускать эту сложность.

 

6 августа 2020
Поделиться: