Как-то я заметила недалеко от дома ряд молодых елей, растущих вдоль проезжей части. Я была уверена, что еще вчера их не было. Каково же было мое удивление, когда мне сказали, что ели здесь растут уже года два. То есть моя память зафиксировала образ места, когда хвойные деревца были малы и не бросались в глаза. Этот образ ассоциировался с тем временем, когда с этотим районом были связаны основные события жизни: здесь я жила, ходила в школу и т.д. И хотя маленькие елочки уже превратились в высокие ели, но в моей памяти район, так и остался бесхвойным. Но порой, как известно, происходит обратная ситуация: нечто было, потом исчезло, но ландшафт хранит фантом исчезнувшего объекта именно через ощущение нехватки, пустоты на этом месте или через диссонанс новодела и запомнившегося ландшафта, ощущения, что что-то не так. Потом, конечно, постепенно привыкаешь. Однако и прежний образ не стирается бесследно. В результате место в твоем восприятии предстает неким палимпсестом. То есть если ты, допустим, находясь в отъезде, пытаешься воссоздать его по памяти, то точной копии не получается. Воспроизводимый в воображении образ постоянно преобразуется, бесконечно перестраиваясь и варьируясь, но, что интересно, остается при этом цельным. Однако, воссоздаваемый образ не ограничивается личностным опытом проживания данного места. Память включает коллективные и архаические слои, фиксируемые в мифах, фотографиях и т.д., которые питают память образами места, очевидцами которых мы не являлись.

Так есть постройки, которые, даже разрушив, сровняв с землей, невозможно вытеснить из коллективной памяти, если с ними связано важное историческое событие. Ну, например, на территории Московского Кремля давно нет Чудова монастыря. Но связанная с ним история навсегда сохранила его в нашей памяти в стенах крепости.

Но наравне с этим существует и индивидуальная память, которая фиксирует какой-то магазинчик, ларек, собачью площадку – что-то несущественное, что не влияет особо на топографию города, однако же значимо именно для индивидуального восприятия или в рамках какого-то одного десятилетия.

Понятно, что любой город через архитектуру являет собой сложное напластование временных слоев. Известна поговорка «Москва не сразу строилась». Она и сейчас продолжает это делать, как, в принципе, и любой город. А поскольку жизнь все ускоряется, эти изменения происходят все интенсивнее. Даже на протяжении одной человеческой жизни лик города может преобразоваться настолько, словно он перенес не одну пластическую операцию. Однако, что любопытно, сохраняется некий свойственный только этому городу дух, аура. И как знать, что касается Москвы, может, он и есть в этой постоянной текучести, то спокойно-мерной, то порывистой. В самом деле, нельзя сказать, что европейские города не меняются, но что касается территории, именуемой старым городом, то в основном это как бы остановленное время. В Москве же нет такого места, которое бы хоть как-то не трансформировалось за последние двадцать-тридцать лет. «Москву не узнать» — наиболее частый отзыв о столице из уст людей, приезжающих сюда с интервалом в несколько лет.

Собственно, всему этому — сложносочиненности памяти, постоянной изменчивости, не фиксируемому, вибрирующему образу столицы — и посвящен проект Виноградова и Дубосарского «Москва: ускользающая реальность», презентация которого проходила в День города 6 сентября. Органично и место проведения выставки — Музей Москвы, расположившийся в памятнике московского ампира — Провиантских складах, построенных по проекту В. П. Стасова в 1830-х годах.

Почти все 88 работ, вошедших в экспозицию, были написаны художниками в течение года.

Как анонсировали организаторы, «каждая из частей выставки посвящена отдельной эпохе, однако речь идет о фиксации воображаемой или иллюзорной столицы, в которой присутствуют осколки ушедшего быта, несуществующие виды города, кадры черно-белого кино, фрагменты поп-культуры, наивного городского дизайна и агитпропа. Это не ретроспективный взгляд, а реконструирующий, причем объект реконструкции — не реальная Москва, а воспоминание о ней, включающее в себя не только сам город, но и фантазии, надежды и страхи его жителей».

Фантазии фантазиями, но большая часть работ основана на фотографиях, преимущественно черно-белых, что позволяло художникам смело экспериментировать с цветом, и написана в эскизной манере – имитация этюдов с натуры. В своем роде документализм, но обрамленный золоченым багетом, правда, нарисованным. Словом, сплошная бутафория. И в этом одновременно и грусть, и ирония, и смех, и слезы, и, конечно, любовь.

Москва дореволюционная – «конфетки-бараночки» и пузатые самовары. Реконструируя старую Москву, художники попытались представить, что ничего не разрушено, и все осталось на месте (например, на территории Кремля по-прежнему красуется Чудов монастырь). Вот только по улочкам, прилегающим к неожиданно уютной и тихой Арбатской площади, ездят автомобили последних марок и неспешно гуляют наши современники.

«Двенадцать лет буржуев нет» — 1920–1930-е годы. Серия небольших картин по мотивам сюжетов, которые можно объединить под одной шапкой «Строительство советской власти плюс электрификация всей страны».

Далее пробел. Хотя, впрочем, один из брендов Москвы – Большой театр – написан по фотографии 1942 года. Вот только в масштабном воспроизведении Виноградова и Дубосарского она раскрашена ярко и светло. И еще о войне напоминают ветераны, празднующие 9 мая в 1980-е.

Через всю выставку пунктиром проходят московские бренды, отмеряя десятилетия и фиксируя эпохи. Выпрыгнувшая из экрана на холст огромная заставка «Мосфильма», Мавзолей, а точнее «Ленин в гробу»... Автомобиль «москвич», гостиница «Россия»… «Оттепель»: кадры из фильма «Застава Ильича», Политехнический – Ахмадулина, Окуджава… Памятник Маяковскому, отсылающий к культовому фильму 1960-х «Я шагаю по Москве». Портрет Высоцкого. Переведенный в живопись гравюрный портрет Есенина…

Французские философы, структуралисты и постструктуралисты на фоне вспыхнувшего в пожаре войны 1812 года Кремля и темного силуэта Наполеона, так и не сумевшего покорить Москву. Весьма символично: ну никак не удается нам окончательно заразиться западными идеями. Иммунитет мешает. Россия – вроде бы Европа, а вроде бы и нет…

Современная Москва представлена экспозицией «На районе», наиболее запоминающийся фрагмент которой — «Доска почета», цикл портретов, написанных в традиционном советском духе. Вот только в числе передовиков производства оказываются Леди Гага, Марк Цукерберг, Стив Джобс и Билл Гейтс.

Кто-то, возможно, упрекнет художников, что, дескать, не все бренды представлены. Но в том-то и дело, что идея проекта такова, что каждый, подключив фантазию, может длить этот примерный ряд по своему усмотрению, полагаясь на личные воспоминания, реконструируя таким образом свою Москву, благо сама Москва это позволяет, будучи городом множества ипостасей.

ДИ №5/2014